Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча

— Нет, сэр. У него множественные оскольчатые переломы мандибулы — я хочу сказать, челюсть вдребезги, сэр. Максилла местами тоже раздроблена, а язык — и вообще вся глоссофарингеальная область — в клочьях. Кровотечение может оказаться фатальным, хотя я этого не жду. Однако гангрена в этой части организма немедленно дает летальный исход. В любом случае он умрет от истощения — в смысле от голода и жажды, даже если некоторое время мы сможем поддерживать его ректальными впрыскиваниями.

Гадко, но необходимо было улыбнуться напыщенности врача и ответить беспечно:

— Коли так, сдается, ничто его не спасет.

А ведь они обсуждают человеческую жизнь!

— Надо повесить его, сэр, пока жив, — сказал Буш, поворачиваясь к Хорнблауэру. — Мы можем собрать трибунал…

— Он не сможет защищаться, — возразил Хорнблауэр.

Буш развел руками в жесте, который для него был более чем красноречив.

— Что он сумел бы сказать в свою защиту? Все необходимые свидетельства у нас есть. Факты налицо, остальное сообщили пленные.

— Возможно, он опроверг бы свидетельства, если бы мог говорить. — Хорнблауэр сам понимал нелепость своих доводов. Вина Кларка не оставляла сомнений — и попытка самоубийства доказывала ее окончательно, — однако Хорнблауэр прекрасно понимал, что не в силах повесить человека, который физически не может ответить трибуналу.

— Если мы будем ждать, он от нас ускользнет.

— Ну и пусть.

— Но пример для матросов…

— Нет, нет, нет! — вспылил Хорнблауэр. — Хорош пример — вешать умирающего, который даже не понимает, что с ним делают!

Ужасно было видеть игру чувств на лице Буша. Буш — славный человек, любящий брат и сын, однако сейчас он явно жаждал крови. Нет, так не совсем честно. Буш жаждет не крови, а мщения — мщения предателю, вставшему на сторону врага.

— Это научило бы матросов не дезертировать, сэр, — упорствовал Буш.

Хорнблауэр по двадцатилетнему опыту знал, что дезертирство — постоянный кошмар каждого британского капитана, который половину бодрственного времени гадает, где взять матросов, а вторую половину — как сделать, чтобы они не сбежали.

— Возможно, — ответил Хорнблауэр, — однако сильно в этом сомневаюсь.

Он не мог придумать никакой пользы (зато легко мог вообразить вред) от того, что матросов заставят смотреть, как беспомощного человека, не способного даже стоять на ногах, просовывают в петлю и вздергивают на рее.

Буш не мог смириться с тем, что повешения не будет. Доводы свои он исчерпал, но лицо хранило прежнее выражение, и протесты готовы были сорваться с языка.

— Спасибо, капитан Буш, — сказал Хорнблауэр. — Мое решение окончательно.

Буш не понимает и, возможно, никогда не поймет, что слепая месть ради мести всегда бессмысленна.

Глава восьмая

«Бланшфлер» почти наверняка притаился у острова Рюген. Мыс Аркона — самое подходящее место, чтобы подстерегать купеческие суда, идущие из русских и финских портов; здесь они будут зажаты между сушей и Адлергрундской мелью. Французский капитан еще не знает о появлении британской эскадры и о том, что освобождение «Мэгги Джонс» так быстро его выдало.

— Надеюсь, господа, вам все понятно? — спросил Хорнблауэр, обводя взглядом капитанов, собравшихся в его каюте.

Послышался согласный гул. На лицах обоих капитан-лейтенантов — Викери с «Лотоса» и Коула с «Ворона» — читалась суровая решимость. Каждый надеялся, что именно его кораблю выпадет схватиться с «Бланшфлером»: успешный одиночный бой с почти равным противником — самый верный путь к повышению. Викери молод и горяч — это он командовал шлюпками при захвате «Севра», Коул — сутул и сед. Маунд с «Гарви» и Дункан с «Мотылька» — оба молодые лейтенанты. Фримен с тендера «Моллюск» — смуглый, с черными, как у цыгана, длинными волосами, куда больше похож на контрабандиста, чем на капитана британского военного корабля.

Следующий вопрос задал Дункан:

— Скажите, сэр, нейтральна ли Шведская Померания?

— Уайтхолл был бы рад услышать ответ на ваш вопрос, мистер Дункан, — с улыбкой произнес Хорнблауэр. Ему хотелось выглядеть суровым и недоступным, но с такими милыми юношами трудно все время держаться сухо.

Они заулыбались; со странным щемящим чувством Хорнблауэр осознал, что подчиненные его уже полюбили. Он виновато подумал, что просто они не знают о нем всей правды.

— Еще вопросы, господа? Нет? Тогда вы можете вернуться на свои корабли и занять ночные позиции.

На заре, когда Хорнблауэр вышел на палубу, над морем висела дымка. Западный ветер улегся, холодное течение из Финского залива, где сейчас таяли льды, остужало воздух, влага конденсировалась в облака.

— Видал я туман гуще, но редко, сэр, — проворчал Буш.

Со шканцев была видна фок-мачта, но не бушприт. Ветер дул с севера, очень слабый, «Несравненная» шла на фордевинд, почти не качаясь на гладком море. Тишину нарушало только поскрипывание такелажа и перестук блоков.

— В шесть склянок я приказал бросить глубоководный лот, — доложил Монтгомери. — Девяносто одна сажень. Серая глина. Это должна быть Арконская мель, сэр.

— Очень хорошо, мистер Монтгомери, — ответил Буш.