Адмирал Колчак. Диктатор поневоле

АДМИРАЛ БУБНОВ: «…Следуя бессистемным изгибам мысли русских государственных людей того времени, забывших ясный и определенный путь, начертанный Петром, русская морская проблема устремляется в конце 19-го века на Дальний Восток к Тихому океану. Туда — в пространство, ничем не связанное с реальными интересами России, — направляются все ее морские усилия. Черное море не только в умах государственных деятелелй, но даже в сознании самой морской среды, обращается в пасынка русской морской мысли.

После уничтожения русской морской силы на Дальнем Востоке морская проблема вновь возвращается в Европу и здесь воплощается в своеобразную формулу: „ключи от морских сообщений через Босфор лежат в Берлине“, — каковая формула кладется в основу воссоздания русского флота после несчастной войны с Японией.

В связи с этим все усилия и средства направляются в первую очередь на создание флота и подготовку к войне на Балтийском море, в результате чего Россия вступает в 1-ю мировую войну совершенно неподготовленной именно на Черном море, где фактически лежит единственно правильное и целесообразное решение вопроса ее морских сообщений с внешним миром…

…В период, предшествовавший 1-й мировой войне, почти 80 % вывоза России совершалось морем; из этого морского вывоза 60 % падало на долю Черного моря; 35 % на долю Балтийского моря и 5 % на долю остальных морей, причем выявилась неуклонная тенденция повышения процентуального участия Черноморских морских путей сообщения в общем морском экспорте России».

Идея завладения проливами всплыла только в ходе Мировой войны, когда царское правительство было поставлено перед двумя фактами: война будет затяжной и война уже забрала слишком много жертв. Необходимо было политическое оправдание понесенным жертвам — за что полегла русская гвардия в прусских лесах? — за водружение православного креста над Святой Софией в Константинополе. Про насущную экономическую необходимость этих проливов для русского государства говорить постеснялись. Ее постарались декорировать религиозно-исторической идеей. Но генералы Ставки отмахивались от нее как от некой химеры, рожденной в мозгах политиков и газетчиков, как от третьестепенного дела, отвлекающего силы умственные и военные от главного направления — на Берлин! Падет кайзер — и ворота Босфора откроются сами собой, ибо Турция лишится самого мощного своего союзника.

Правда, и тут не было единства. Одни считали, что до Берлина своими силами не дойти, а вот Австро-Венгрию вполне можно одолеть, вывести ее из войны и тем самым внести большой вклад в победу Антанты, а значит, главный театр — это Галиция, откуда лежал кратчайший и более легкий путь на Вену.

Никто, однако, не хотел вспоминать при этом Крымскую войну, когда кайзер, то бишь Берлин, был союзником (моральным) России, а ее нынешние союзники рьяно защищали проливы на подступах к Севастополю.

Ирония судьбы: через шесть лет в итоге всех головоломных операций в Галиполи высадились и стали лагерем русские. Это были белые полки генерала Кутепова, нашедшие на этой обетованной британским адмиралтейством земле свой временный приют. На острове Лемнос, бывшем главной базой англичан в дарданелльской операции (русское морское ведомство планировало устроить на нем в случае захвата проливной зоны нечто вроде «царьградского Кронштадта» — передовой базы флота), разместились навсегда покинувшие Россию кубанские и донские казаки.

____________