Адмирал Корнилов

…Рано утром 15 сентября войска были поставлены на боевые позиции: одни батальоны раскинуты цепью по оборонительной стене и завалам; другие собраны в ротные колонны и колонны к атаке. По распоряжению вице-адмирала Корнилова духовенство с образами, хоругвями и крестами совершало крёстный ход по Южной оборонительной линии, на дистанциях отслужили молебны и окропили войска святой водой.

Корнилов сказал своему окружению:

— Пусть прежде напомнят войскам слово Божие, а потом я передам им слово царское.

Одетый в блестящую генерал-адъютантскую форму, в окружении многочисленной свиты, Корнилов осматривал войска. Все взгляды были прикованы к высокой худой его фигуре. Настала полная тишина, и тогда раздался его голос:

— Товарищи! Царь надеется, что мы отстоим Севастополь. Отступать нам некуда — позади нас море, впереди неприятель. Будем драться до последнего! Помните же: не верьте отступлению! Пусть музыканты забудут, как играть ретираду, и тот изменник, кто протрубит ретираду. Заколите такого изменника. И если я сам прикажу отступить — заколите и меня!

«Порывом восторга отвечали войска на речь начальника, и стоило взглянуть на эти лица, чтобы убедиться, что меж ними не было малодушных», — говорит очевидец.

…Жандр вспоминал:

«Повторяя эти достопамятные слова каждому батальону, Владимир Алексеевич разнообразил их, применяя к характеру людей: армейским батальонам он толковал: «Ваше дело сначала строчить неприятеля из ружей, а если ему вздумается забраться на батареи, так принимайте его по-русски; тут уж знакомое дело — штыковая работа». Батальону капитана 2-го ранга Винка, состоявшему преимущественно из матросов 38–го и 41-го экипажей, сказал, что давно знает их за молодцев, а с молодцами и говорить много нечего. Вообще он говорил с матросами менее, надеясь более на их стойкость. «Умрём за родное место!» — отвечали моряки на слова адмирала.

Речь его была проста, доступна пониманию солдата и затрагивала такие душевные струны, которые всегда будут дороги русскому человеку.

— Московцы! — сказал он однажды, обращаясь к нижним чинам Московского полка. — Вы находитесь здесь на рубеже России, вы защищаете дорогой уголок русского царства. На вас смотрит царь и вся Россия. Если только вы не исполните своего долга, то и Москва не примет вас как московцев.

Понятно, как должны были принять такие слова русские воины перед лицом неприятеля. Одушевление войск и желание, постояв за себя, отмстить врагу, сделалось всеобщим. Уверенность в своей силе солдат и радостные крики их на приветственные слова Корнилова закончили этот величественный день в жизни севастопольского гарнизона. В это время о князе Меншикове никто не вспоминал, имя его произносилось с неудовольствием и все симпатии стремились к Корнилову, на которого смотрели, как Богом вдохновенного человека, и действительно, в эти славные дни своей жизни Корнилов сделался неизмеримо выше обыкновенного».

…Вот об этой речи вспоминали с умилением арестанты, о ней высоким слогом отозвался очевидец этой мизансцены; об этой речи писали и пишут все иностранные историки в своих трудах о Крымской войне; этой речью восторгались воспитанницы Смольного института в своих дневниках; эту речь до конца своих дней помнили те, кто слышал её сам; эта речь, дошедшая в пересказах, воспламенила и околдовала молодого офицера Льва Толстого.