Адмирал Сенявин

Командир «Ярослава» капитан второго ранга Федор Митьков послал за Сенявиным, который после бессонной «очи прилег отдохнуть. Глядя в подзорную трубу, Митьков насчитал более десяти парусных судов.

— Какое ваше мнение? — раздался рядом голос Сенявина. — Чьи это суда? — Он так же, как и Митьков, наблюдал за маневрами появившихся неожиданно неизвестных кораблей.

— Токмо французу и быть, — ответил Митьков, не отрываясь от трубы. — Поворачиваются, кажется, на пересечку курса.

Видимо, там тоже заметили русские корабли, потому что головной корабль начал вдруг менять галс с целью сближения.

«Так и есть, французы. Корабли двухдечные. Один, два… — считал Сенявин про себя. Он насчитал семь линейных кораблей, за ними виднелись фрегаты. — В два с лишним раза более против наших. Да, встреча сия ни к чему, — размышлял Сенявин. — Французы ходки, через час-полтора, пожалуй, приблизятся». Он взглянул вверх, на трепетавший вымпел.

— Передать на корабли сигнал: «Поворотить к югу!» — приказал флагман и повернулся к Митькову: — Склоняйтесь плавно, дабы неприятель не заметил.

«Ярослав», не ожидая ответа кораблей, начал постепенно подворачивать на три румба. Солнце тем временем коснулось горизонта.

«Еще час, не более, и сумерки скроют нас», — подумал Сенявин и, взглянув на хронометр, подозвал адъютанта:

— Передать сигналы. Первое: «Скрыть огни!»; второе: «В восемь часов поворотить к западу!»; третье: «В полночь переменить курс и идти к югу!»; четвертое: «Приготовиться к бою!» Сигналы не мешкая отрепетовать по линии.

Едва солнце скрылось, все корабли доложили о приеме сигналов.

Тем временем французская эскадра шла прежним курсом, и только теперь там начали понимать, что, русские, незаметно изменив курс, медленно удаляются от них. Когда на смену сумеркам наступила ночь, огоньки французских кораблей один за другим таяли в кромешной тьме.

Все получилось, как задумал флагман… Опасность миновала. На рассвете все корабли оказались далеко к югу, построились в кильватер и направились к Гибралтару.

В оставшиеся до прихода в Корфу дни Сенявин большую часть времени проводил в каюте. Как-то пригласил Митькова. Войдя в каюту флагмана, Митьков опешил. Всюду — на столе, на стульях, на диване, даже на полу — были разложены десятки белых расчерченных листов. Сенявин в одной рубашке с расстегнутым воротом поманил Митькова:

— Давеча видели, как ловко мы провели французов?

Капитан согласно кивнул, не понимая, к чему клонит флагман, а Сенявин продолжал:

— Ежели бы не было у нас телеграфных сигналов, не избежать бы схватки, а она нам ни к чему, потому задумал я на все ведомые случаи изобрести телеграф. Сигналов адмиралтейских нам недостаток.

Перебирая листы, он объяснил значение сигналов для разных случаев походной жизни и стоянки на якоре. Всего Митьков насчитал более четырех сотен сигналов. «Наиглавнейшими среди прочих, — сказал Сенявин, — ежели изволили заметить, почитаю сигналы атаки и погони неприятеля, десантирования войск, отражения атаки неприятельских кораблей и брандеров».

Отпустив Митькова, Сенявин вышел на балкон. Ровный норд-ост вдруг наполнил паруса. Внизу из-под кормового среза, пенясь, вырывалась кильватерная струя. Прямо по корме створились мачты идущего следом «Святого Петра». За ним, чуть увалившись под ветер, держали строй остальные суда.

«Ровно четыре месяца, как покинули Кронштадт, — подумал невольно Сенявин. — Через месяц будем у Корфу, какие ждут нас там обстоятельства?» Не раз в редкие свободные минуты размышлял он о предстоящей кампании. Нет, он нисколько не сомневается в своей способности надежно управлять порученными ему кораблями. Будь их хоть более двух дюжин, а с транспортами и все три наберется. Для этого он и составляет свои сигналы вдобавок к адмиралтейским. Разве могут предусмотреть все случаи мудреной флотской жизни чичаговские или кушелевские борзописцы? Сенявин усмехнулся, но тут же подумал: «Корабли направляют офицеры и служители, вот чей дух определяет успех всякого дела. Вот с кем надобно умело обращаться, чтобы понимать их и быть понятыми ими. В этом залог победы. Большой и малой. Без малого не содеется великое…»

Далеко, у самой кромки горизонта, в лучах заходящего солнца, едва угадывалась на фоне побережья мрачная скала Гибралтара.

На корфунский рейд эскадра вошла с первыми лучами солнца. С волнением моряка всматривался Сенявин в столь знакомые и ставшие ему, еще пять лет назад, близкими очертания острова. Здесь штурмовал он неприступные бастионы, освобождая островитян, теперь он пришел защищать их свободу от недругов.

Яркие лучи солнца устремились из-за протянувшихся вдали горных хребтов в лазурное, безоблачное небо, предвещая погожий день и доброе настроение, но адмирал был озабочен.