Адмирал Сенявин

В конце октября статс-секретарь Михаил Муравьев получил отношение министра военных морских сил: «Капитан Херсонского порта генерал-майор Сенявин, который служил под моим начальством со всегда ихнею похвалою и отличностью, по бытности своей здесь, в С.-Петербурге, подал на высочайшее Его Императорского Величества имя прошение и просит при сем случае к успешности оного моего пособия, в коем не могши я отказать ему и принимая в нем по службе его, довольно мне известной, великое участие, а тем более что он уволен сюда на короткое время, покорнейше прошу Ваше Превосходительство сделать мне одолжение поднести скорее просьбу его Государю Императору».

Николай Семенович поступил по совести, а главное, вовремя. Спустя два месяца он-таки подал в отставку.

Теперь уже он распростился с флотом навсегда. Его давно увлекали идеи государственного переустройства, развития промышленности, освобождения крестьян. Все, что служило благу России…

Возвращаясь из Петербурга, Сенявин заехал в родное Комлево. Брат Сергей, при встрече в столице, сообщил:

— Скончался наш батюшка, царство ему небесное.

Помянули отца молча. Сергей достал из комода письмо матери.

— Жалобится наша матушка Мария Васильевна, — сказал он, — на покойника. Отлучил он ее давно. Да ты и сам знаешь. — Дмитрий кивнул головой. — Теперь вот осталась она на бобах. Отписал все имение молодухе, дочке прапорщиковой Машке Беседновой. Она нас-то намного моложе, из деревеньки, что рядом с Маланьиным, ты ее и не помнишь.

Дмитрий спросил:

— Ну, а что же с матушкой?

Сергей пожал плечами:

— Плачет, управу хочет искать. Ты, может, наведаешься?

— Непременно, — не раздумывая, ответил брат.

Мать встретила сына со слезами, не виделись лет пятнадцать. Дмитрий сходил с ней на кладбище к могиле отца. Погода стояла слякотная — снег с дождем. Однако по всему порядку села в палисадниках у калиток стояли мужики, бабы, кланялись. Сенявин надел мундир, сверху набросил шинель…

Мать на кладбище опять плакала, молчала, изредка крестилась…

Вечером Сенявин долго сидел, составлял бумагу в уездный суд. Переписывал несколько раз. Уехал рано утром. Мария Васильевна провожала сына до Боровска, словно чувствовала, что это их последняя встреча.

Почти год блуждало по канцеляриям Петербурга прошение Сенявина. Осенью 1803 года одновременно пришли высочайший указ о производстве его в контр-адмиралы и перевод в Севастополь.

Без особого сожаления оставлял Херсон Сенявин, хотя Тереза взгрустнула при отъезде. Вспомнила девичество, здесь еще жили подружки ее детства, и постоянное общение с ними как-то скрашивало жизнь.

Сдав должность, Сенявин до наступления холодов перебрался с семьей в Севастополь попутным кораблем. Сразу же окунулся с головой в портовые дела. За три года Адмиралтейство разрослось. На склонах появились многочисленные склады — корабельные, магазины. Там хранились якоря, канаты, запасной рангоут, бомбы, ядра, пороховые заряды.

На западном берегу Южной бухты протянулись эллинги Адмиралтейства. На стапелях стояли готовые к спуску шхуна и бриг.

На северном берегу расположилась «Голландия» со складами корабельного леса, рядом в балке построили сухарный завод. От Графской пристани к Артиллерийской бухте протянулись брустверы артиллерийских батарей для защиты от неприятеля. Ночью на Херсонесе и в Инкермане зажигались маячные огни…

И всюду нужен был глаз да глаз. Корабли готовятся к походу — все им подай: паруса и рангоут, порох и якоря, капусту квашеную и сухари, воду и ендовы с водкой. Вернулись в бухту — чини, ремонтируй корпуса, рангоут, готовь их к следующему выходу. Чем быстрей, тем лучше. Погода, а тем более неприятель не ждет. И за все это в ответе капитан над портом. С весны главную военную базу флота перевели из Херсона в Севастополь. Забот прибавилось. Кроме всего, Сенявин отвечал и за порядок в гавани, во всех бухтах. Каждый день с раннего утра десятки лодок начинали сновать между северным берегом и южными бухтами. На Северную сторону отправлялись на работу в склады, на лесную биржу и сухарный завод. Обратно везли на рынок товары местные жители Северной стороны, ближних татарских деревень. Как-то знойным июльским днем Сенявин обходил на катере Северную бухту. На Павловском мыске вышел на берег проверить госпиталь для матросов, построенный еще при Ушакове.

— Катер перегоните к Ушаковой балке и ждите у пристани, — приказал он унтер-офицеру. Осмотрев госпиталь, пошел берегом к Ушаковой балке, удивляясь переменам.

На зеленом склоне террасами расположились опрятные домики, окруженные садами. Слышался крик младенцев, на лужайках паслись козы. Три года назад здесь рос колючий кустарник на каменистых уступах, кое-где проглядывали кизиловые рощицы.

Спускаясь вниз, у самой пристани услышал позади странный стук, оглянулся. По тропинке его догонял, проворно подскакивая на култышке, одноногий смуглый мужичок.

— Желаю здравия, вашвысокбродь! — крикнул он, растягивая рот в улыбке.

«Никак Чиликин?» Сенявин обрадованно шагнул ему навстречу и тряхнул за плечи:

— Здравствуй, братец! Да ты совсем молодцом!