Адмирал

Жансуль на этот раз выглядел куда бодрее и увереннее в себе. То ли морские прогулки благотворно сказались на его здоровье, то ли осознание того, что его эскадра стала значительно сильнее, и ее теперь и впрямь без соли не съешь. В общем, это был уже не тот вяло пытающийся изобразить гордость человек с поникшими плечами и затравленным взглядом, а спокойный, уверенный в себе профессионал. Вот с таким Жансулем можно было иметь дело.

После взаимных приветствий и предложения подкрепиться (отказываться Колесников не стал – проголодался во время полета) разговор быстро перешел в деловой формат. Убедившись, что британцы и впрямь готовы устроить его флоту локальный армагеддец, французский адмирал стал намного более склонен к продуктивному диалогу. Особенно когда Колесников сообщил ему о захвате британцами «Жан Бара». Узнав об этом, Жансуль скрипнул зубами, и дальнейший разговор шел, как любили говорить в двадцать первом веке, в конструктивном ключе.

Больше всего француза интересовало, на какие преференции он и его люди могут рассчитывать при различных поворотах событий. Как понял Колесников, вопрос о согласовании действий с командованием на повестке дня у Жансуля уже не стоял. Адмирал слишком хорошо знал его нерешительность, а выходить непосредственно на Петена тем более не собирался. Ибо – не уважал. На взгляд Колесникова такой подход выглядел уже явно перебором. Как-никак, не от хорошей жизни старый маршал взялся за грязную работу. Просто остальные разбежались, бросив страну, и кому-то пришлось заняться грязной работой для того, чтобы не потерять все. Но тут уж пускай сами разбираются, для него сейчас было важно получить в свое распоряжение этот флот.

Перспективы, которые он озвучил, выглядели не то чтобы радужно, но вполне приемлемо. Главное, чтобы французы не разбежались, бросив корабли. Помнится, в той истории они частенько так и поступали, но сейчас это значило лишь, что флот достанется англичанам или будет ими уничтожен. Такого количества обученных моряков, которое требовалось для формирования экипажей всех этих кораблей, у Германии просто не было. А и были бы – как их сюда доставить? Но даже если это каким-то чудом произойдет, быстро освоить чужую технику все равно не получится. Колесников понимал, что на данном этапе без французов не обойтись, и вынужден был с этим смириться. Главное же, что француз тоже понимал расклады и явно был настроен поторговаться.

Рамки данных в Берлине полномочий были широки, но отнюдь не беспредельны. Однако предложенный Колесниковым вариант выглядел достаточно щедро. Французским морякам предлагалось на время войны с Британией поступить на немецкую службу, с сохранением званий и жалованьем, аналогичным тому, которое получали немцы. По окончании войны они могли продолжить службу либо отправиться по своим делам. Корабли при этом возвращались Франции.

Конечно, анекдот «такой большой, а в сказки веришь» вряд ли был здесь в ходу, но Жансуль логично усомнился в словах своего немецкого коллеги. Во всяком случае, касательно возвращения кораблей – так уж точно. Против того, чтобы расквитаться с британцами в очередной раз предавшими их, он ничего не имел, зато полагал, что разбрасываться кораблями глупо. Однако на аргумент, что после окончания войны содержать изношенные корабли, которые будут уже не слишком нужны, для Германии окажется слишком накладно, возразить ничего не сумел. Ну а потом Колесников зашел с козырей.

Маршал Петен стар, ему уже за восемьдесят. Конечно, старик еще крепок, но все равно в таком возрасте сложно всерьез заниматься делами. Несколько лет он еще протянет, но дальше просто не сможет поддерживать необходимую для такой должности планку. И когда настанет время уходить, неизвестно, кто придет ему на смену. Профессиональные политиканы уже ввергли Европу в большую войну, и не хотелось бы, чтоб история повторилась. Поэтому будет лучше, если место маршала займет человек, успевший повоевать и знающий цену собственной крови. Если же это будет герой, сохранивший для страны флот, это и вовсе замечательно. И в этом случае Франция, пускай урезанная, сохранится. Насколько она окажется урезанной – ну, тут уж сами разбирайтесь, но, по мнению Лютьенса, мелочиться никто не будет.

Сложно сказать, насколько поверил его словам Жансуль. Однако морковка перед носом выглядела уж больно сладкой. И даже понимание, что, в любом случае, реальная власть останется у Берлина, не слишком портила общей картины. И в результате после нескольких часов ожесточенного торга два адмирала смогли договориться.