На следующий день молодой мичман Сашка Рыбкин смолил сигаретку в курилке и предавался горестным думам. Если, по расхожему моряцкому мнению, жизнь похожа на тельняшку, полоса белая, полоса черная, то сейчас в Сашкиной жизни полоса была далека от белизны. То стоя помощником дежурного, о телефонограмме забыл начштаба доложить, то святая святых, утреннее построение, проспал. А как-то раз (об этом случае Рыбкин до сих пор вспоминал с содроганием) сам Командующий флотом лично из-под матраса у рыбкинского подчиненного носки достал, хорошо хоть, чистые. Надо что-то менять, думал мичман Рыбкин, пока не замечая, что перемены уже были неподалеку. И выглядели в точности как командир части – собственно, это он и был.
Узрев командование, Сашка мысленно заметался по курилке, как кот с банкой на хвосте. Дудки! Обладающий тактическими навыками в совершенстве, полковник Свириденко приближался с направления, исключающего всякую возможность незаметного отступления.
И вдруг Рыбкин вспомнил! «Вспотел – покажись начальству»! В руках у него очень кстати был добрый кусок шкурки-«шестерки», он, вообще-то, и ходил за ней, да завернул покурить. Быстренько ликвидировав улику в виде окурка, мичман принялся тщательно ошкуривать металлические перильца курилки. Командира он якобы не заметил.
– Рыбкин! – бас полковника Свириденко загремел совсем рядом, – чем занимаешься? А! Решил, значит, перекрасить курилку? Молодец! Сам? Отлично! Какой цвет планируешь? Думаю, лучше пусть будет синий, правильно? – не слушая мичманский лепет гудел командир. – Пойди к зампотылу, скажи, я велел тебе краски выдать. Завтра… нет, завтра не смогу… послезавтра утром посмотрю, что получилось. Действуй!
Полковник круто развернулся и направился ко входу в казарму. Обалдевший мичман уныло глядел ему вслед.
На вечернем совещании командир рассказал подчиненным о своевременной и полезной инициативе мичмана Рыбкина, решившего самостоятельно привести в порядок место для курения. Мол, всем наплевать, но нашелся хоть один совестливый и ответственный! Непосредственный начальник Рыбкина, уже посвященный в истинную суть истории, делал героические усилия, не позволяя ехидным смешкам прорываться наружу.
Весь следующий день мичман героически сражался. С ржавчиной на металлических перилах и стойках, с замом по тылу, ни в какую не желающим расстаться даже с граммом вверенной ему краски, с наконец добытой банкой, от почтенного возраста покрывшейся толстой коркой. И спиной явственно чувствовал: ржут, заразы! В данном случае «заразами» были большая часть мичманов и офицеров, с которыми непосредственный командир Рыбкина великодушно поделился историей.
К счастью, полковник Свириденко результатами рыбкинских трудов остался очень доволен. Поставил в пример. И даже объявил о снятии ранее наложенного взыскания – а военным известно, что это тоже поощрение. И в заключение добавил:
– Ну что ж, Рыбкин, раз ты сам, своими руками, привел в порядок место для курения, то и сохранять его поручим тебе. Назначаешься ответственным за курилку! Начальник штаба – в приказ.
– Есть, товарищ командир! – если бы под рукой была взрывчатка, мичман Рыбкин взорвал бы свой новый объект немедленно.
А потом добрый Артемьич долго отпаивал Рыбкина чаем, присланным из деревни его теткой и, по ее уверениям, отлично помогающим от нервов и «всякой городской дряни».
– Молодой ты еще, Сашок. Я ж говорил, с умом надо. Перестарался.
Да, а «черная полоса» у Саши Рыбкина все же прошла, нет худа без добра. Отныне он надолго стал командирским примером ответственного труженика.
Ветерок
Было это в те славные времена, когда большая и сильная держава с энтузиазмом строила развитой социализм, по широте душевной помогая в этом нелегком деле нескольким странам поменьше. На просторах тогда весьма дружественной Польши снимался фильм о тревожных событиях Второй Мировой войны.
Местом действия ленты был избран красивый и величественный город Краков. Съемки продвигались успешно, но одна из сцен не давала покоя маститому режиссеру, метившему, ни много ни мало, в современные гении. Дубль, в общем-то, был ерундовый: из подбитого гитлеровцами объятого пламенем советского самолета успевает выпрыгнуть с парашютом летчик. Однако надежда на спасение сменяется смертельной опасностью – летчик приземляется на одну из краковских площадей, где попадет в лапы фашистов.
Словом, камера, мотор, начали! Каскадер прыгает с парашютом раз, другой: как и полагается по сценарию, к опускающемуся с неба летчику подбегает немецкий патруль с собаками и захватывает его в плен.
Но режиссер, как истинный гений, недоволен: как-то все плавненько получается, прыгнул-приземлился-арестовали. Нет нужного градуса драматизма. Гений уходит в себя, ищет там решение. Эврика! Нужен небольшой, но сильный порыв ветра, который добавит «экшена»: летчик приземлится чуть в стороне от врага, как будто сама природа хочет помочь герою, а беготня «немцев» прибавит зрительских переживаний. Решено: ждем ветра!