– Я видел быстродействие ваших счётных машин и как ловко с кнопками управлялись ваши люди. Не значит ли это, что ваш ум быстрее? У людей, живущих на сто лет вперёд, я имею в виду.
– Не быстрее, – не скрывая недоумения, ответил капитан, – но рассчитан на быстродействие, как вы сказали, «счётных машин». Мы привыкли к мгновенным ответам и строим свою реакцию с учётом быстрого решения. Сто лет слишком малый срок, чтобы изменить гомо сапиенса.
– Позвольте, что вы хотите этим донести?
– Вам известно такое понятие – «селекция»? Да? Так вот… Хм… знаете, есть такой старый анекдот, где у британского лорда спрашивают о секрете выращивания английского газона с идеальной травкой – меньше дюйма. А тот и отвечает: «Следует регулярно поливать и косить траву… двести лет». На самом деле гораздо меньше. Потому что растения стоя́т на низкой ступени в эволюционном развитии. Сколько сотен лет потребовалось людям, чтобы вывести нужные породы собак, лошадей? Человек же более высокоорганизованный представитель животного мира. Вершина, так сказать, эволюционной лестницы. Для того чтобы выделить, улучшить и закрепить в человеке какие-то свойства, потребуется… не знаю… наверное, тысячу лет. Именно сейчас, кстати, в начале двадцатого века так популярна наука селекции человека – евгеника.
Понял ли что из сказанного император, но искренне возмутился:
– Человек есть творение Божье…
«Ага. Вам бы говорить. Какая царско-королевская династия не несёт на себе следов инбридинга?» – Черто́в, не удержавшись, кинул быстрый взгляд на императора, словно пытаясь отыскать на его лице следы деградации[69]. Естественно, вслух был предельно тактичен:
– Да. Согласен, что в этом вопросе присутствуют ещё этические и моральные аспекты. Но я говорю о науке.
Избежать чрезмерных подробностей о типе двигателя для ледокола оказалось ещё проще, чем с Дубасовым, которому объяснили при его первом посещении, что топливо смертельно ядовито и требует повышенных мер безопасности при эксплуатации.
В этот раз для начала капитан решил немного умаслить:
– Господа. Сей корабль, судно есть продукт эволюции кораблестроения. Созданный на русской земле. Опытом и знаниями русских мастеров. В копилку которых в некоторой степени вложились и вы.
Показав гигантское машинное отделение с турбинами, генераторами, электродвигателями, императорскую делегацию подвели к толстым многослойным стёклам, за которыми был реакторный отсек, и предложили, если они желают продолжить осмотр, экипироваться надлежащим образом и пройти внутрь.
Тут же (исключительно брутально) появился вахтенный механик, наряженный в радиационный костюм, в противогазе, один вид которого уже остудил энтузиазм императора поглазеть вблизи на секреты технологий из будущего.
Вдобавок главный физик судна доверительно предупредил, что даже в таком защитном костюме находиться внутри долго не рекомендуется из-за угрозы для мужской потенции.
– По-моему, переборщили, – шепнул капитану Шпаковский, когда гости поспешили подняться наверх. – Романов так вообще весь побелел от страха за свои тестикулы.
– Наверное, для него это и ещё вопрос престолонаследия… разве нет?
– А я теперь сто пудов уверен, что наши там, в Питере, ему про рождение пацана всё-таки рассказали. Хрен отвертишься от такого. Вопрос, сказано ли было при этом про гемофилию… если инфу выдавали по частям?
Черто́в задумчиво прикусил губу:
– Если б Николай знал про болезнь своего сына, вряд ли бы сдерживался. Уже бы спросил.
Рассказать о наследственной проблеме Черто́в рассчитывал уже здесь: «Если переговоры с императором будут проходить в положительном ключе – хорошо. Но если возникнет щекотливая ситуация и нужны будут аргументы в каком-нибудь споре – оказание посильной медицинской помощи мальчику было бы своего рода козырем. Как бы цинично это ни звучало».
Высокопоставленные гости стояли на верхней палубе, вдыхая морозный воздух, щурясь на ослепительную белизну лежащего неподалёку ледяного поля. Их верхние одежды остались в тамбуре у кают-компании. По-быстрому отыскали тёплые куртки, и теперь, что царь, что его свита, выглядели весьма презабавно в ярко-красных пуховиках.
Николай опять курил.
Поднимаясь с аппаратной, на палубу вышли как раз там, где стояли зачехлённые вездеходы. Тент одной из машин был слегка откинут, чтобы можно было проникнуть в салон. Внутри копошились два матроса из боцкоманды.
– Что здесь происходит? – строго спросил капитан.
– Так… боцман велел. Проводим опись комплектации.
– Это самоход… автомобиль? – спросил Романов, увидев выглядывающее из-под брезента колесо.
– Совершенно верно, ваше величество, – ответил Черто́в, – специальная модель для бездорожья.
Николай с минуту молча разглядывал салон через открытую дверь. Потом почти по-мальчишески спросил:
– И можно на ней прокатиться?
– Можно, – не сдержал улыбки Андрей Анатольевич, – только для этого придётся пройти немного во льды, выбрать местечко почище, неторошенное. Спустить краном машину на снег. И пожалуйста.