Адольф Гитлер (Том 1)

На последние дни января 1923 года Гитлер назначил созыв в Мюнхене партийного съезда, который хотел превратить во внушительную демонстрацию своей силы. Были привлечены пять тысяч штурмовиков со всей Баварии – они должны были пройти перед фюрером на так называемом Марсовом поле, площади в одном из мюнхенских пригородов, здесь же должно было состояться первое торжественное освящение штандартов СА. Одновременно планировалось проведение массовых митингов не менее чем в двенадцати залах города, для увеселения народа были заангажированы оркестры, группы народного танца и известный клоун Фердль. Этот размах, а также курсировавшие уже в течение нескольких недель слухи о предстоящем путче НСДАП наглядно свидетельствовали о возросшей роли Гитлера в политическом силовом поле.

Мера, которой баварские власти реагировали на делавшиеся в вызывающей форме заявки Гитлера, иллюстрировала все большую несостоятельность их дилеммы в отношении НСДАП. Быстрый подъем партии повлёк за собою появление на политической сцене некой мощной структуры, чья роль, как это ни странно, оставалась неопределённой. С одной стороны, она решительно проявляла свой национализм, и её энергия приносила немалую пользу в борьбе с левыми; однако одновременно она проявляла и полное неуважение как к «их превосходительствам», так и к правилам игры, и то и дело нарушала порядок, защищать который она так рвалась. Желание властей продемонстрировать Гитлеру, до каких границ государство может терпеть его своеволие, и было не в последнюю очередь причиной того, что в июле 1922 года ему пришлось отсидеть в тюрьме четыре недели из тех трех месяцев, к которым он был приговорён за то, что им и его людьми было сорвано собрание Баварского союза и избит руководитель последнего, инженер Отто Баллерштедт. На первом же после отсидки выступлении Гитлер был «под нескончаемую овацию принесён на руках на трибуну», а «Фелькишер беобахтер» назвала его «самым популярным и самым ненавидимым человеком в Мюнхене»[372 - VB, 2.VIII. 1922.]. Одним словом, создалась ситуация, чреватая трудно предсказуемыми последствиями и для него. И в наступившем 1923 году Гитлер продолжает пытаться переменчивой тактической игрой – то обхаживаниями, то угрозами – демонстрировать своё неопределённое отношение к государственной власти.

Не имея ясного представления о том, как же максимально целесообразно относиться к этому достаточно одиозному деятелю, но в то же время доброму националисту, власти со свойственной им половинчатостью пошли на такой компромисс: они запретили освящение знамён под открытым небом и половину других объявленных Гитлером мероприятий, а заодно и митинг, который планировали провести за день до того социал-демократы. Эдуард Норц, сменивший на посту полицай-президента симпатизировавшего национал-социалистам Эрнста Пенера, остался глух ко всем мольбам Гитлера снять запрет, не только, по словам последнего, означавший тяжёлый удар по национальному движению, но и несчастье для всего отечества. В ответ этот холодный седоволосый человек скупо возразил, что есть авторитет государства, которому должны подчиняться и патриоты, а когда Гитлер затем вошёл в раж и стал кричать, что он в любом случае выведет штурмовиков на улицу, что полиции он не боится и пойдёт в первом ряду марширующих, и пусть его застрелят, это не произвело на чиновника никакого впечатления. Более того, спешно собравшийся совет министров объявил чрезвычайное положение и отменил тем самым все – связанные с партсъездом мероприятия; видимо, пришло время напомнить фюреру национал-социалистов о правилах игры.