Адольф Гитлер (Том 1)

Однако все равно это была великая для Гитлера ночь, в которой было все, к чему его так тянуло: драматизм, ликование, упорство, эйфория действия и то ни с чем не сравнимое возбуждение полуяви-полусна, которым его не баловала реальность. На юбилейных торжествах в последующие годы, которые он будет отмечать со все более возрастающей помпезностью как «марш победы», он попытается сохранить то переживание и величие того часа. «Придут лучшие времена, – сказал он Рему и обнял своего друга, – мы все хотим трудиться день и ночь ради великой цели – вызволить Германию из нужды и позора». Были сочинены обращение к немецкому народу и два указа, которыми учреждался политический трибунал для вынесения приговоров за политические преступления, а также «объявлялись с сегодняшнего дня вне закона… главные подлецы предательства 9 ноября 1918 года» и вменялось в обязанность «выдавать их живыми или мёртвыми в руки народного национального правительства».[415 - См.: Hoffmann H. H. Op. cit. S. 186; Roehm E. Op. cit. S. 235.]

А в это время уже предпринимались контракции. Когда Лоссов вернулся из «Бюргербройкеллера», то высшие офицеры встретили его замечанием, в котором явно проглядывала угроза: сцена братания с Гитлером была всего-навсего блефом, и так к ней и надо относиться, и какие бы неясные сомнения ни обуревали генерала до того, встретившись со своими офицерами, он оставил все мысли по организации путча. Вскоре и Кар выступил с заявлением, в котором он брал назад данное им согласие, ибо оно – так объяснял он свой переход на оборонительную позицию – было вырвано у него силой оружия. Одновременно Кар объявил НСДАП и «Кампфбунд» распущенными. Ещё ни о чём не подозревая, Гитлер был занят лихорадочной деятельностью по сбору сил для планировавшегося марша на Берлин, а генеральный государственный комиссар уже дал указание запретить сторонникам Гитлера доступ в Мюнхен. К этому времени один из ударных отрядов, охваченный революционным пылом, уже разгромил помещение социал-демократической газеты «Мюнхенер пост», другие отряды врывались в дома, захватывали заложников и хватали без разбору все, что плохо лежит, а Рем занял штаб военного округа на Шенфельдштрассе. Но что делать дальше, никто не знал, а время шло. Начал падать лёгкий мокрый снежок. Уже была полночь, но никаких известий от Кара и Лоссова не поступало, и это беспокоило Гитлера. Посланные связные не возвращались. Фрик, вероятно, был арестован, Пенера тоже нигде не могли найти, и Гитлер, кажется, стал понимать, что его обвели вокруг пальца.

Как это всегда бывало при неудачах и разочарованиях в его жизни, его чувствительные нервы мгновенно сдали, и с крахом одного замысла рухнули и все остальные. Когда той же ночью в «Бюргербройкеллере» появился Штрайхер и предложил все же обратиться с горячим призывом к массам, чтобы вызвать тем самым успех, Гитлер, по свидетельству самого Штрайхера, посмотрел на него большими глазами и, поникший и растерянный, передал на листе бумаги «всю организацию» в его руки – казалось, он уже ни во что не верил[416 - Из показаний Юлиуса Штрайхера на Нюрнбергском процессе, ШТ. Bd. VII, S. 340.]. А затем, как всегда, за фазами апатии вновь наступили взрывы отчаяния – это безудержная смена настроений уже предвосхищала картину судорог и приступов бешенства более поздних лет. Он то готов дико сопротивляться, то столь же буйно отказывается от всех планов и, наконец, принимает решение провести на следующий день демонстрацию: «Получится – хорошо, не получится – повесимся», – заявил он, и эти слова тоже уже предвосхищали его постоянные колебания между крайностями в последующие годы – победа или гибель, триумф или самоуничтожение. Но когда посланная им группа, которая должна была изучить настроение масс, вернулась назад с благоприятными донесениями, он тут же обрёл вновь надежду, радость и веру в силу агитации. «Пропаганда, пропаганда, – восклицает он, – теперь все дело только за пропагандой!» Незамедлительно назначает он на вечер четырнадцать массовых собраний, на которых собирается выступать главным докладчиком. Ещё одно мероприятие планируется на день – десятки тысяч должны собраться на площади Кенигсплац и выразить поддержку национальному восстанию; уже утром он заказывает афиши, информирующие об этом мероприятии.[417 - См.: Heiden К. Hitler. Bd. 1. S. 109.]