Адонай и Альтея

— Самое странное, что это наши древние расчеты по гексам, еще с Терры-ноль. Самые первые разработки, — ответила Берта. — Смотри. Вот это — план частотных моделей, которые мы делали. Искали соответствия, смычки. Это расчет американского гекса, который делали ребята. И… этих бумаг в этой комнате просто не может быть, потому что я, когда мы это считали, уже жила в высотке, мне дали квартирку. Комната была лет на десять, как минимум, раньше. Я отсюда уехала… постой-ка, дай сообразить… в двадцать пять лет, а с ребятами встретилась, когда мне было тридцать шесть. Да, верно. То есть ни этого портфеля, ни этих бумаг тут быть не должно. Да и не могла я тогда позволить себе кожаный портфель. Я его купила себе на тридцатилетие, помню, дорого обошелся, но очень уж хотелось выглядеть прилично.

— А твоя сумка? — Эри вдруг стало интересно. — Она красивая.

Берта улыбнулась — словно вспомнила о чем-то хорошем.

— А это Ит подарил, — пояснила она. — На шестьдесят лет. Юбилей, так сказать. Мы тогда смеялись, мол, бабушкин ридикюль. На самом деле это саквояж, и я его очень полюбила потом. И удобно, и практично, и память… мы тогда вместе еще не были, они только приезжали иногда, и этот саквояжик долго грел мне душу. Пока не развалился окончательно, и не вытерся до дыр.

— Ты, кажется, что-то собиралась из него достать, — напомнила Эри.

— Точно! — спохватилась Берта. — Спасибо, что напомнила.

Замок саквояжа тихо щелкнул, и Берта вынула из него ручку. Толстую, неуклюжую ручку. И показала Эри.

— На четыре стержня, — пояснила она. — Видишь? Черный, синий, зеленый, и красный. Очень удобно делать пометки на схемах, ориентируясь по цветам. Давно хотела такую ручку, и…

— И купила её где-то здесь, да?

— Именно так. Хорошая, правда? — с гордостью спросила Берта.

— Да, весьма неплохая, — подтвердила Эри. — А ты… собираешься здесь работать?

Берта задумалась.

— Может быть, — неуверенно ответила она. — Не исключено.

— Угу, — Эри покивала. — Ясно. Чаю не предложишь? Ты хотела про соседей рассказать, так не лучше ли поговорить под чай, тем более что на улице холодно и дождь, и нам неплохо бы согреться, прежде чем идти дальше.

— Ты права, — согласилась Берта. — Давай по чашке чая, расскажу, и пойдем.

* * *

— В угловой живет старуха с тремя кошками. Она ни с кем не общается, но может наорать, если что-то ей не понравится. Противная, сил нет. То есть как, противная. Она вроде бы опрятная, чистая, но какая-то… негативная, что ли. Словно весь мир перед ней в чем-то виноват. Судя по всему, она преподавала, да так и прожила одна всю жизнь. По идее, ее надо бы пожалеть, но я ее терпеть не могу. Грымза.

— Понятно, — Эри задумалась. — А дальше?

— Следующая квартира — это мужчина средних лет, тоже преподаватель. Знаешь, на кого он похож? На Клода Фролло из «Собора парижской богоматери» Гюго. Такой же надменный, сухой, аскетичный, и… глубоко порочный внутри, — Берта поморщилась, словно от кислого. — И внешность тоже похожа. Седоватый, с залысинами, а в глазах — словно угли горят. Я его…

— Тоже боишься? — догадалась Эри.

— Ну, не то, чтобы боюсь, но мне от него не по себе, — призналась Берта. — Как от строгого учителя. Собственно, он и есть учитель, если вдуматься. Но я не в курсе, кого и чему он тут учит.

— А кто еще тут есть?

— Ещё один мужчина, молодой, он какой-то дерганный, нервный. Я его нечасто вижу. И есть… — Берта замялась. — Есть женщина с ребенком. Вот только её я видела, а ребенка — ни разу. То есть именно этого ребенка, тут есть еще один, его я видела. Помнишь, я говорила, что он бумажку сожрал? Но это-то ладно, бывает. А вот тот, и та женщина…

— Так с чего ты взяла, что она с ребенком? — удивилась Эри.

— Он орёт. Или воет, даже не знаю, как правильно, — Берта снова поморщилась. — Я его иногда слышу. Мне кажется, он уже большой. И какой-то дефектный. Ненормальный. По стенам порой колотит, очень сильно, бум-бум-бум, ритмично так. Что-то подвывает. Эри, я не знаю, сейчас тихо, и хорошо. В общем, ты поняла про соседей?

— А второй ребенок?

— Это последняя квартира по этажу. Там живет женщина… как бы объяснить… я её называю крысой. Тихонькая такая, сухонькая, глаза серые, чуть навыкате, гнилые зубы. У нее отвратительные зубы, и очень плохо пахнет изо рта. И вот этот ее ребенок, он бумажку и съел. Мне почему-то кажется, что она тоже учитель, но точно не знаю. Эри, я понимаю, что это юниты, — одернула себя Берта. — Отлично понимаю. Но даже от юнитов может стать нехорошо, ведь так?

— Может, — кивнула Эри. — Спасибо, что рассказала.

Чай они уже допили, Берта взяла чашки, отнесла в маленькую мойку, сполоснула, и поставила на стол. Эри еще раз оглядела комнату, на секунду задержав взгляд на портфеле с бумагами, и спросила:

— Ну что, мы идём?

— Да, идём. Давай одеваться, и пошли, — кивнула Берта.

* * *

Дождь на улице стал меньше, да и ветер стих, поэтому идти оказалось проще, чем думала Эри. Они вышли из дома, прошли до перекрестка, и свернули направо, на относительно оживленную улицу.