— Эй, вы! Какого хера шушукаетесь? — крикнул сверху вертухай. Лица его против солнца видно не было, только угловатый силуэт на фоне ячеистого неба. Хотите обратно в камеру?! Щас загоню!
— Все в порядке, начальник, уже гуляем, — подчеркнуто смирно ответил Леший, и вся троица степенно двинулась по кругу.
К вечеру в хату заехал новый пассажир — обтрепанный, сельского вида человечек неопределенного возраста. В руках он держал тощий мешок и настороженно озирался.
— Здравствуйте, люди добрые. — Голос у него был тихий и испуганный.
— Здравствуй, здравствуй, хер мордастый! — Верка со своей вихляющейся походкой и блатными ужимками был тут как тут. — Ты куда зарулил, чмо болотное?! — Пидор подошел к новичку вплотную.
Тот попятился, но сразу же уперся спиной в дверь.
— Дык… Привели вот…
— А у нас ты спросил: есть тут для тебя место? На фуй ты нам тут нужен? И без тебя дышать нечем!
— Дык… Не по своей-то воле…
— А кто тут по своей?! — напирал Верка. — Один вон тоже не по своей попал без спросу, место занимал да наш воздух переводил… Знаешь, где он? Деревянный клифт примеряет! Я сам его заделал! Вот как бывает!
Он замахнулся. Новичок, не пытаясь защититься, втянул голову в плечи.
Волк не мог понять, что происходит. Творился неслыханный беспредел. Петух — самое презираемое в арестантском мире существо. Он должен сидеть в своем кутке у параши и рта не открывать, чтобы не получить по рогам! Наехать на честного зэка для него все равно что броситься под поезд!
Верка обернулся и посмотрел на сокамерников. Угрожающая гримаса сменилась глумливой усмешкой. Он не боялся немедленной расправы, напротив, приглашал всех полюбоваться спектаклем. Значит, спектакль санкционирован.
— Ну что, гнидняк, платить за место будешь? — Кулак пидора несильно ткнулся в небритую скулу селянина.
— Дык нету ничего… Вот только колбасы шматок, носки да шесть сигарет…
Человечек распахнул мешок и протянул Верке. Но тот спрятал руки за спину.
— Ложи на стол!
Медленно приблизившись к столу, новичок выложил на краешек содержимое мешка.
— Вот теперь молоток! Сразу видно, нашенский! — смягчил тон Верка и погладил новенького по спине, похлопал по заду. — Нашенский ведь? Честно говори, не бзди!
— Дык я уже два раза чалился, — приободрился тот.
— Ух ты! А за что? — Верка продолжал оглаживать свою жертву и норовил прижаться к ней сзади. Мужик растерянно отодвигался.
— За кражи… Раз комбикорм, потом свинью с поросенком. А теперь зерно… Полбункера оставил, только высыпал под сарай, а тут участковый… Ты чего приставляешься?!
— Дык полюбил я тебя! — передразнил пидор. — Теперь мы с тобой кореша на всю жисть, точняк? Спать на моей шконке станешь, хлеб делить будем… Чего ты дергаешься, как неродной, ты же из нашенских, сам вижу… Дай я тебя поцелую!
Верка обхватил новичка, прижался к нему всем телом и быстро задвигал тазом. Его губы впились в небритую щеку.
— Да ты чо! — селянин вырвался. — Ты это, не балуй… Я не первый раз…
— Ах, не первый! Я же говорю — нашего племени!
Верка издевательски засмеялся. Его поддержал хохот сокамерников. Калика и членов блаткомитета видно не было, зато остальные веселились от души.
— Ты это… Кончай!
Хохот усилился.
— Пойдем на шконарь, там и кончу!
Верка потянул мужичонку за руку, тот опять вырвался и отскочил в сторону.
— Вяжи базар! — раздался уверенный голос Меченого, и Волк понял, что со всякой малозначительной перхотью разбирается именно он. — Ну-ка, иди сюда! Ты кто?
— Семен… Горшков я, Семен!
Тяжело переступая на негнущихся ногах, Семен Горшков подошел ближе к монументально усевшемуся в середине стола Меченому. Потные арестанты пропустили его к месту судилища и вновь сомкнулись вокруг.
— Кликуха есть?
— Дык… Когда-то давно Драным звали…
— Петух? — Полтора глаза презрительно рассматривали незадачливого пассажира.
— Чего? — Драный посмотрел блатному в лицо, и тут до него дошло, к чему катит дело. — Боже-упаси! Я всегда честным мужиком был! Ни с козлами, ни с гребнями не водился!
— А чего тогда ты к честным людям не идешь, а с проткнутым пидором лижешься?
— Дык я-то не знал! Я думал, он тут масть держит!
В камере раздался новый взрыв хохота.
— Кто масть держит? Верка? Ты глянь на него!
Пидор дразнился высунутым языком и делал непристойные жесты.
— Я-то ничо не сделал… — обреченно сказал Драный.
— Как ничо? Кто ему докладывался, вещи показывал, обнимался да целовался? Это ничо?
— Дык он ведь сам… И вся хата молчала… Я ведь хате верю…
— Он сам, хата молчала! — передразнил Меченый. — Все тебе виноваты, только ты целка! Это ты молчал, потому и зашкварился! Значит, ты теперь кто?
Драный опустил голову. Руки его мелко дрожали.
— Значит, ты теперь пидор непроткнутый! — безжалостно подвел итог Меченый. — А проткнуть — дело нехитрое. Верка тебе и воткнет в гудок, а ты опять будешь ни в чем не виноватый!
— Да я его… Я его! — задыхаясь от ненависти, Драный обернулся к Верке.
— Ну давай! — подбодрил Меченый. — Давай!