Адриан. Золотой полдень

— Я упала с лошади. Когда была беременна от Лонга. Ты не знал об этом?

— Нет.

— Это было давно, еще в Дакии. Ларций хотел от меня ребенка. Адриан хотел. Как он настаивал, бедный! Его Сабина сделала выкидыш, ее наказали боги. Я никогда бы не решилась!.. Теперь ты упрекаешь, — она ткнула Эвтерма в бок кулаком и неожиданно рассмеялась. — Адриан был такой потешный. Грозил, что убьет меня, если я не рожу ему мальчика. Мечом грозил — сделай меня счастливым. Я разозлилась, встала, говорю, давай бороться, кто кого переборет: римская спесь или дакийская выдержка. Поверишь, он десять минут не мог меня побороть.

Эвтерм, обиженный и напрягшийся, сурово спросил.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Я ж тебя не спрашивал. Я о своем, а ты о своем.

— К тому, — назидательно ответила Зия и, взгромоздившись на вольноотпущенника, щелкнула его поносу — что от Снежного так или иначе придется избавляться. Сколько слез не лить, а больше тянуть нельзя. Конь стареет, скоро он никому не будет нужен. Бебий — умница, чувствовал, как дело обернется, потому и не взял его с собой, тебе убеждения не позволяют. Мне что ли влезть на него. Как на тебя! — она прыснула.

Эвтерм крепко обнял болтушку, перевернул ее, нащупал мякоть, овладел ею. Тешился долго, видно, от отчаяния, что придется расстаться со Снежным. Потом, отдыхая, спросил.

— Значит, говоришь, придется продавать?

— Придется.

На следующее утро дом Лонгов посетил Аквилий Регул Люпусиан. Он уединился с хозяином, после чего тот спешно, не предупредив Зию, отправился на другой конец города, в известный ему дом, где проживал римский епископ Телесфор. Вернулся поздно, разбудил Зию.

Шепнул.

— Скоро уезжаю.

Зия долго молчала, потом с горечью спросила.

— Бежишь?

— Нет, родная. Отправляюсь с императором в Африку. Он решил приставить меня к Антиною, буду учить мальчишку тому, чему учил Флегонта, Целлера, нашего Бебия.

Мы условились с Лупой, что сначала ты должна добиться приема у цезаря и подарить ему Снежного. В знак ответной милости нам, как управляющим имуществом знаменитого Лонга — железной лапы будет вручена большая сумма денег для поддержания хозяйства. Тебе больше не о чем будет беспокоиться. Лупа возвращается в город, он тебе поможет справиться с нашими врагами. Я еду ненадолго. Мне будет трудно без тебя.

Он внезапно прервал рассказ. Зия толкнула его локтем в бок.

— Договаривай.

— Телесфор готов благословить меня на поездку, но только при одном условии.

— Каком?

— Если ты примешь крещение. Тогда он сочетает нас с тобой.

— С чего это я должна креститься? — возмутилась Зия.

— Слушай, женщина — человеку хорошо не касаться женщины. Но раз уж коснулся, то во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа, — с некоторым раздражением выговорил Эвтерм и добавил. — Так сказал Телесфор. Он предупредил, что мне будет трудно разговаривать с единоверцами в Африке, если наши отношения не будут узаконены общиной. Там много необузданных, и каждый будет вправе упрекнуть меня в грехе и в том, что общаюсь с язычниками. Повинуюсь язычникам.

Он вздохнул.

— Бедные люди, Христос им не указ. Горластые кричат, если живешь с язычницей, значит, сам таков. И не в укор им слова Павла: «…если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее. Ибо жена неверующая освящается мужем верующим». Он ведь знал, о чем говорил.

Эвтерм закинул руки за голову, мечтательно вымолвил.

— Строим мы, Зия, Божий дом. Строим здесь и по всей земле, и нам никак не обойтись без тесных связей между общинами. Без праведных, грамотных наставников, уверовавших в слово Божие так, как его проповедовал Петр, Павел, другие апостолы. Игнатий учил меня, учил Телесфора, Сикста учил — никак невозможно нам без того, чтобы не составить единый хор, настроенный в единомыслии. Все мы должны слаженно, каждый на свой голос, на своем месте, петь единую песню Богу.

Вот о чем святые Игнатий и Клемент тревожились, чтобы стадо не разбрелось, и чтобы не было так, когда одни слушают одних, а другие других. Апостолы, отцы наши, настаивали — в единстве сила, иначе из рабов Божьих обратимся мы в козлищ, которых носят по улицам в дни языческих праздников. Разбродом умаляется величие Господа нашего. Господь для того принял миро на свою главу, чтобы облагоухать церковь нетлением.

Он помолчал, потом добавил.

— О том и будет моя главная забота в Африке — остудить горячих и добиться послушания младших перед старшими. Но как я могу призывать других, любя тебя всем сердцем и мучаясь от того, что гореть тебе в Геенне огненной.

Попросил дрожащим голоском.

— Уверуй, Зия, а?

Женщина не ответила, перевернулась, на бок отодвинулась. Ответа Эвтерм не дождался, так и заснул.

Утром она встретила его в праздничной столе, на голове у нее был венок из белоснежных цветов.

— Что так? — удивился Эвтерм.

— Ходила к Постумии, советовалась.

— Ну и?..

— Благословила.

Эвтерм поднялся, обнял невесту, поцеловал.

* * *

Из письма Корнелия Лонга Эвтерма римскому епископу Телесфору.