Адриано Челентано. Неисправимый романтик и бунтарь

Потом было необходимо сделать еще один шаг, трудный для меня и Клаудии. После взаимного признания нам не удавалось найти способ, чтобы поцеловаться. Прошло четыре-пять дней, и я волновался, она тоже. Я думал: «Черт, как мне теперь поступить? Если я поцелую ее сильно, она подумает, что я дерзкий. Если поцелую так, спокойно, решит, что я неженка. Эх! Нелегко найти способ». И, помню, тогда я ей сказал: «Послушай, я пойду наверх приму душ. Когда ты закончишь, поднимись на минутку, подождешь меня, я переоденусь, и потом мы пойдем ужинать вместе». Она отвечает: «Да». Наверху были мои друзья, которые жили вместе со мной. Я сказал: «Эй! Парни, валите все отсюда, потому что скоро придет Клаудиа, и, если вы будете здесь, я не смогу даже поцеловать ее. Быстро: Мемо, Мики, уходите, уходите все, освободите помещение, воздушная тревога!» И они ушли, я остался один. Вскоре пришла она. Она пришла, и я говорю: «Привет». Я уже подготовился, поставил на проигрыватель диск Рэя Чарльза, чтобы создать атмосферу. Тем временем я ломал себе голову, как найти способ, как найти предлог, как подъехать, и так далее, но… Но ничего у меня не получалось, и тогда она, присев, сказала: «Хороший диск». А я: «Потом я поставлю тебе другие». Я пытался заполнить паузы разговором, музыкой и тому подобным, а она тем временем сидела на кровати. Молчала. Она молчала. Тогда я надел пиджак, снял его, снова повесил его на вешалку, почистил, снова повесил. Потом достал брюки, опять принялся за пиджак, и думаю, что, наверное, она все это заметила. Но вот в один прекрасный момент я подумал: «Да что я делаю? Я до завтра буду возиться с пиджаком? Вперед! Давай, сейчас. Как выйдет, так и выйдет». И я сел рядом с ней и сказал: «Хороший диск». – «Да, хороший». Потом я взглянул на нее, взял ее за руку и сказал: «Черт возьми, да ты сильная!»

На самом деле это было ни к чему, потому что она сидела в такой позе, в которой никакой силы не могло быть, потому что ни один мускул у нее не был в напряжении. «Ты сильная». – «Нет, какая я сильная?!» – «Нет-нет, по-моему, ты сильная, – говорю. – Я даже думаю, что, если мы померяемся силой, я и ты, ты победишь». – «Нет, это невозможно, ты мужчина». – «Я мужчина, но у меня не слишком сильное запястье, увидишь, что оно гнется». Я показал ей, как рука разгибается, и говорю: «Давай попробуем интереса ради». – «Давай», – отвечает она. И мы попробовали, и армрестлинг нам немного помог, потому что я притворился, что проиграл. Проигрывая, автоматически я приблизился к ней настолько, что наши губы оказались рядом, и мы поцеловались. И после того, как это произошло, я сдался, и мы набросились друг на друга. С поцелуями, разумеется. И с тех пор все пошло хорошо.

О разрыве отношений с Миленой

Я зашел в гостиницу, и там была Милена. Она уже все узнала про меня и Клаудию. И тогда она, плача, мне сказала: «Ты – трус, ты…» В общем, она много чего мне сказала: «Еще ты лицемер, потому что ты всегда боялся быть со мной, ты даже не хотел заниматься со мной любовью». Я никогда не занимался любовью с Миленой, потому что, когда я этого хотел, не хотела она, а когда потом захотела она, я понял, что, может быть, позже у меня могут возникнуть некоторые сомнения. И потом, помимо всего прочего, я еще хотел понять себя. Я хотел быть уверенным, хотел я этого или нет. Я был очень влюблен в Милену, действительно очень, и когда любовь, скажем так, прошла, я всегда оставался к ней привязанным. И заняться с ней любовью, мне казалось, это как если бы я искал развлечения, а потом – раз, и исчез. И я пожертвовал собой, потому что Милена для меня всегда была привлекательной девушкой, даже когда любовь закончилась. Поэтому я охотно занялся бы с ней любовью. Но я сказал себе: «Но, черт возьми, если потом я на ней не женюсь, тогда это еще хуже». Она же именно в этом меня и упрекала: «Кроме того, я даже не занималась с тобой любовью, потому что я очень тебя любила, а ты только потому, что думал меня бросить. Тогда, – говорит, – ты дважды трус, потому что я потратила шесть лет жизни, потому что та любовь, которую дал мне ты, ты ее даже не всю отдал, ты мне только часть выделил». И, так как, по моему мнению, она была права, я чувствовал себя действительно виноватым и не сказал ни слова. Она продолжала говорить. Естественно, она была взбешена и плакала. Я не знал, что делать, не знал даже, куда деть глаза. Я стал настолько маленьким, что мне только и оставалось ее слушать, и она, выговорившись, взяла и ушла.

О смерти матери