Адские штучки

И он нашел ее, и она светилась от счастья, и они ели в «Фельфелле» гадов морских, и смеялись, а ночью он целовал ее всю-всю, и пальцы ног – особенно долго: «Если араб полюбит…» – многозначительно говорила Алевтина сестре, а та ужасалась: «Но ты же не бросишь ради него своих? Не бросишь? А как же Ариша? Ты подумала о дочери? А Борис?..». Алевтина ничего не говорила и нервно считала дни, оставшиеся до отлета в Симф.

В декабре она снова летела в Хургаду, придумав для домашних «депрессию» и уложив Бориса на лопатки непреложностью «Мне. Нужно. Побыть. Одной. Там».

Гамаль встречал ее в аэропорту и называл «египетской розой». На катере, несшем их в Эль-Гуну, она говорила себе, что впервые в жизни влюбилась вот так, и «Венеция в песках» – всего лишь предлог, еще одна уловка, для того чтобы насладиться тем, как играет ветер волосами Гамаля – или как гудит воздух в пустой ее голове? Алевтина не узнавала, не понимала себя – и самым неожиданным для нее стало то, что ради Гамаля она уже готова была выбросить из жизни не только Бориса, но и маленькое существо с вьющимися льняными волосами – такими же, как у нее… Если бы Алевтина знала, кто такой Дебюсси, то непременно вспомнила б небезызвестную прелюдию, но девушка с волосами цвета льна, увы, фальшивила.

Две недели пролетели как миг, ну а в Симфе ничто не могло отвлечь Алевтину от мыслей о Гамале: ни чудо-ребенок, ни муш-объелся-груш.

Но нельзя же всю жизнь терпеть! Терпеть-терпеть-терпеть – и потом сразу, цитатненько так, потихонечку умереть? И Алевтина решилась. Здесь, в Египте, у нее не было никакого прошлого. Гамаль, ошалевший, переминался с ноги на ногу: «Я люблю тьебя, роза, я не думал, что ты прьавда сможьешь… у тьебя там дочь… Я нье вьерил… Я скоро летьеть в Амьерика… на польгода… у менья контракт…» – «В Америку? Контракт? Полгода?»

Через две недели, подыскав ей квартирку – маленькую скворечню с видом на мусорный бак – Гамаль уже летел над Атлантикой в обманчивый, ничего никому не обещающий, чуждый город: настоящий египтянин долго объяснял, но Алевтина так и не поняла, зачем.

Пути назад не предполагалось – к тому же, надо было элементарно выживать, а открытая рана и не думала затягиваться. «Самое страшное зло на свете – ложь, она страшнее и злее любой безумной любви», – писала Алевтина сестрице, но та не отвечала. А что местным до ее ран? Каждый местный видит в ней белую женщину; каждый местный тянет ее в постель. Алевтина работает сначала в Macdonalds’e, но быстро увольняется, не выдержав жесткого напора темнокожих ребят. Не зная, куда податься, она знакомится с некрасивой, стриженой под ежа, девицей-нарциссом из Питера, – та устраивает ее в турагентство на свое место, где Алевтина держится неделю, а потом еле уносит ноги: «Ты украла семь тысяч фунтов! – кричит директор. – Ты не получишь ничего, ни-че-го, никаких выплат, русская дрянь!». Девица-нарцисс разводит руками: «Я пишу новый роман… мне нужны живые истории! Твоя подходит…».

* * *

Пространство, куда нас привозят, имитирует восточный шатер. Девчонка лет двадцати пяти повязывает туристам «арафатки», которые мы упорно называем «ясерками», так, чтобы при поездке на квадроцикле песок не попал в лицо. «Меня зовут Алевтина, я буду вашим гидом», – говорит девчонка. «Очень приятно, – киваю, – Макс». Марину тем временем снимают с верблюда («Бедняга раз двести в день встает на колени перед тупыми туристами… и ты туда же?» – так и не отговорил), а вскоре подвозят ямаховские полуавтоматы. Сцепление на том гениальном приспособлении выжимать не надо; передачи переключаются вверх-вниз левой ногой. Как оказалось, можно сразу нажать на пятую передачу, да так на ней и ехать: даже если сбросить газ и остановиться, мотор не заглохнет. Как говорили в местном агентстве, «управлять такой тачанкой может даже ваш малыш!». Малыш наш, впрочем, в долгоиграющем проекте, ну а управление только «газ-тормоз» – сущий кошмар: машину легче водить! «Сущий кошмар, – вторит Марина, – особенно сзади, когда тебя трясет, и ты вспоминаешь, что не успел составить завещание».

Ок, мы берем хваленые квадроциклы, но в последний момент Марина пугается вести сама и подсаживается к Алевтине, посчитав, что ехать до поселения бедуинов, которых нам обещали показать живыми, с девушкой, возможно, не так страшно (зная мою страсть к гонкам, мой квадроцикл Марина отвергает).