Адские штучки

“Вещдок” прожигал пальцы: что это? откуда? Значит, это был не сон? Волшебство на Рождество? Откуда я Ее знаю? Живая ли она? Женщина или… саламандра? Увижу ли я Ее еще раз? Что я знаю о Ней? Что помню? Как Она выглядит? “Нет-нет, это не “любовь с первого”, – включился скучный мозг, – а, скорее, тот самый интерес, который и провоцирует зарождение подобного чувства: любопытство, желание, неизвестность, а также…” – я быстро онемечил его и начал вспоминать детали. Я, конечно же, понимал, что с подобными подробностями (Ленин, просроченные детки, кузнец Вакула и К) мне, пожалуй, легко предложат койку в больничке, где лечат от души. Что ж! И будут, возможно, правы… Выпив немного виски, я решил пройтись, хотя, чего там, выходить на улицу было как-то не по себе. Опасения, впрочем, оказались напрасными: на Остоженке все было ч и с т о; снежинки же, укутывающие балериньими своими телами дома и деревья, казалось, стремились успокоить меня монотонной ритмичностью медитативного своего кружения – они то вальсировали, то переходили на менуэт, то снова вальсировали… Всматриваясь в затейливые фигуры, складывающиеся из комбинаций их перемещений, я вдруг заметил среди всего этого переливающегося великолепия крошечную ярко-оранжевую ящерку и остановился: о, она была настолько явной, что вопрос о “галлюцинации” отпал сам собой – нет-нет, она, конечно, живая; возможно, даже живее меня самого… да что там, живее Ленина! Я попытался дотронуться до нее, однако ящерка тут же свернулась в кольцо и, заискрившись, будто бенгальский огонь, сгорела в секунду. Я протер глаза и потянулся за сигаретой. Да, странности преследовали меня с того самого вещего (а как еще назовешь?) сна, а уж что творилось прошлой ночью, одному Богу известно. Чтобы отвлечься, я зашел в книжный: ноги сами понесли меня к полке с Плинием. Я открыл страницу, как обычно, наугад и, ткнув пальцем в первую попавшуюся строку, прочел: “Саламандра столь холодна, что, ежели хоть прикоснется к пламени, оно тотчас погаснет, словно бы в него положили кусок льда”.

Я старался не вспоминать ту ночь – что толку мучиться? Даже если я восстановлю в памяти всё до мельчайших подробностей, легче от этого едва ли станет. К тому же я не был до конца уверен в том, что всё это мне не привиделось, и лишь “вещдок” – волос цвета огня, – указывал на обратное… не мог же он возникнуть из воздуха? Однако нервировал не только пресловутый “вещдок”, не только. Со мной действительно творилось что-то странное: я постоянно чувствовал на себе дыхание этой женщины – скорее прохладное, нежели теплое, по цвету (да, по цвету) ближе к голубовато-синему, с рыжевато-золотистым отливом в центре… Мало того – казалось, будто теперь я все время держу в руках некий дымящийся лед с запаянным внутри пламенем: возможно, именно из этого материала – льда и огня – и делают женщин-саламандр, кто знает?

…надо ли знать? Бывает, человек буквально сваливается тебе на голову; ты же, разоруженный, не подготовленный к такому повороту событий, слишком поздно надеваешь настоящий защитный шлем. Бумажные латы горят стремительно, сабля из крашеного картона превращается в пепел, деревянная лошадка – в труху, а сам ты… “Полина”, – представилась она, по-мужски пожав руку: мы были в клубе – мой друг заказал этаж по случаю тридцатипятилетия и мини-юбилея своей фирмы – пришлось идти.

Ее лицо (резко очерченные скулы, еле заметная горбинка на носу, родинка), наполовину скрытое под гривой ярко-рыжих волос, показалось знакомым. Надо было, конечно, бежать – я ведь знал, знал, тысячу раз знал, что не имею права еще на одну ошибку. Смертельный трюк с тем самым словом не входил в мои планы – я хотел покоя и только покоя; возможно, я банально устал от жизни, а уж рождественская история и вовсе выбила из колеи. Однако “сбежать” не удалось – дама попросила зажигалку, мы разговорились. Полина явно скучала; на мой вопрос, чем она занимается, усмехнулась: “Швея” – я приподнял бровь и выпустил дым ей в лицо; “швея” расхохоталась, легонько щелкнув меня по носу. Экзотичный маникюр, экстравагантное платье в русском стиле, холщовая сумка и лапти – да, лапти (говорят, модно): ее упаковка действительно сильно отличалась от упаковок собравшихся здесь барышень. “Это ***, известный модельер, ты разве не узнал? Ее часто показывают по каналу…” – однако я не смотрел телевизор и, собственно, не был обязан знать в лицо известных модельеров; я покупал обычные вещи в Zar’e – в сущности, мне было почти все равно, что носить. Мы танцевали, пили, снова танцевали, потом обменялись визитками, и она укатила в дёготь ночи на белом пежо: вот, собственно, всё.