Адские врата

— Уволь, к воде не подойду, пока слово не дашь, что не утащишь меня в неё. — Сказал, а сам даже вздрогнул — а ну как обидел хозяйку здешнюю с первых слов? Далеко ему ещё до Савелия Игнатьевича, тот настоящий дипломат — посольством бы руководить. Только это не его война, а за себя биться придётся кузнецу в одиночку.

— Что, и слову моему поверишь? — Она насмешливо сощурила глаза.

— Слышал я, не обманщица ты, — ответил Никола.

— А что ещё люди болтают?

Вздохнув, как перед прыжком в прорубь, он выдохнул:

— От мужа я твоего иду… бывшего… Если ещё помнишь его.

Хмыкнула девушка и подошла ближе, уже не притворяясь.

— Коли так, могу я тебе обещать, что в дом свой провожу. А там как карта ляжет. — Она взглянула куда-то за его плечо и улыбнулась неприметно, только уголками рта. Губы её блестели заманчиво и романтично. Был бы Никола в другом настроении, непременно обратил бы на них внимание.

— Ступай за мной и ничего не бойся пока…

Сказала — и лёгкой, почти невесомой походкой двинулась в обход березняка прямиком к первым клюквенным кочкам. Перекрестился кузнец мысленно — и поспешил за ней, стараясь ступать след в след.

Не видел он, как старуха с косой, фыркнув и брезгливо глядя себе под ноги, тоже побрела за ним по болоту.

11

Дорогой девушка молчала, но Николу это даже обрадовало. Если здесь говорить да отвлекаться, можно, не ровен час, с тропы свалиться. А тропинка, похоже, только одной Кикиморе и известна была. Правда, потом оказалось, что не тропа это вовсе. В том смысле, что не существовала она как брод между берегом и домом на сваях.

Убедиться ему в этом пришлось, когда захлюпало под ногами. Взглянул кузнец в сторону — а из-под воды бледные лица смотрят распухшими глазницами. Утопленники! Возможно, будущие товарищи по несчастью. Испугался он пуще прежнего, только когда что-то делаешь, страх меньше в душу проникает. Стоял бы пнём — обязательно получил разрыв сердца, а тут задержал дыхание, почувствовал, как к горлу содержимое желудка подкатывает — но, слава Богу, переборол себя.

А девушка иногда назад оборачивается и усмехается загадочно. Ясное дело, в своей вотчине чувствует себя хозяйкой, а его считает блохой незначимой. Не потому, что сила у неё большая имеется в руках — про то Никола не знал ничего, а вот волшебством она всё вокруг опутала. Каждая травинка сейчас имела крепость мостка, потому и выдерживала их, даже не прогибаясь. А задумай он сейчас обратно в одиночку пройти — тут ему и конец придёт неминуемый. Глубина под ним, почитай, сто метров, не меньше. Славились здешние болота бездонностью.

То справа, то слева иногда вырывались пузыри, бередя поверхность топей и пугая гостя. Дом появился впереди неожиданно — будто не было его вовсе, а миновали они какой-то рубеж — и стало видно. Охранное заклинание, не иначе, чтобы с берега чужой взгляд жилище не разглядел и вопросами лишними не стал задаваться.

По мере приближения всё больше щемило сердце у Николы. Своими силами ему отсюда не выбраться. Оставалось полагаться на чудо.

Поднялись они по ступенькам на твёрдый настил, и тут вздохнул он с некоторым облегчением. Пусть не спасение, но всё-таки какое-то прибежище. Точно палуба корабля в бескрайнем океане — не сбежать с неё…

— Ну, милости прошу! — Девушка отворила дверь избы и пропустила кузнеца первым. — Я здесь свой век коротаю.

— И не похоже, чтобы весело, — заметил Никола, осматривая дом и с удивлением обнаружив, что он и построен мастерски, и очень даже неплохо обставлен. — Для молодой девки-то.

— Ну, если тебе окажется по нраву мой настоящий облик, то могу показать и его. — Хозяйка, мгновенно крутанувшись вокруг себя, замерла, и Николе сделалось ещё больше не по себе. Вот уж встретить такую на кладбище — поседеешь прежде времени.

Кикимора сделалась страшною старухой, немного сгорбленной, одетой, конечно, не в живописные лохмотья, как баба Яга из памятного всем фильма «Морозко», но не в джинсы и даже не в новый сарафан. Что-то в бабушкином сундуке, может, и напомнило бы её наряд, только даже бабушки в прежние годы на Руси одевались в брюки да рубашки с открытым воротом. Впрочем, деревенский народ жил попроще и победнее городских.

Лицо её бороздили морщины, а верхняя губа под крючковатым носом открывала несколько гнилых зубов с зеленоватым налётом. Осклабившись во весь рот, Кикимора хихикнула довольным скрипучим голосом:

— Как я тебе, добрый человек? Не нравлюсь?

— Отчего же… — буркнул Никола. Другого он, пожалуй, и не воображал. — Бабка как бабка. Крепкая ещё для своих лет. — Сказал, а сам испугался: не любят женщины говорить про возраст. И точно, задело это хозяйку — фыркнула она:

— Думаешь, старая карга?

— Не думал, — попытался оправдаться кузнец. — К слову пришлось.

— Ну-ну, — зловеще произнесла собеседница, повернувшись и направившись к столу. Тот в ожидании гостя был пуст…

Знал бы Никола, что готовит она угощение только тем, с кем ей поговорить хочется, провалился бы сквозь пол сам, без чужой помощи. Слава Богу, не знал. Не ведал и того, что за стол этот первою Смерть присела, прислонив косу свою к серванту.