Адские врата

Правда, эффект от поливания святой водой почему-то не сработал. Матрёна, зажмурившись на мгновение, вдруг распрямилась, поймала на лету несколько капель, поднесла их к носу и загоготала неудержимо. Чёрт, съёжившийся у ног кузнеца, прощался со свободой и здоровьем: ожоги должны были надолго забросить его в лазарет, но получив струей прямо по носу, вдруг заулыбался во весь рот и даже плечи расправил.

– Вот так поп! Всем попам поп! Давно я о тебе такое слышала, но убедиться не могла! – Старуха едва отдышалась от смеха.

И тут по курятнику распространился сильнейший запах самогона. Побледневший Савелий замолчал, понюхал горлышко бутылки, обо всём догадался и тогда поднял её, как гранату со словами: «Отступать некуда! Позади – Москва!», и швырнул в старуху. Только Матрёна на поверку оказалась увёртливой – отскочила как молодая. А потом небольшим взмахом руки опутала святого отца невидимыми нитями, и тот повалился, качая головой и грозно вращая глазами. Впрочем, он мог ещё ругаться, чем сразу же воспользовался.

Кузнеца такой подвиг будто от сна пробудил. Всё, что накипело в нём за вечер, вылилось в одну минуту. С криком: «Наших бьют!» он бросился к насесту, забыв даже о чёрте, которого только что держал, ухватился там за самую толстую жердину, выдрал её из стены и без размаха ударил Матрёну по сгорбленной спине.

К несчастью для чёрта, он в ту же секунду пытался подняться на ноги, чтобы убраться подальше. Удар пришёлся ему по хребту. Нечистого перевернуло в воздухе и бросило на стену – там три бруса треснули вдоль волокон. Дальше нечеловеческая сила кузнеца продолжила движение жердины, набирая скорость и мощь… Но на её пути возникла щуплая фигура Матрёны – и палка с жалобным писком превратилась в щепу, словно ударившись в глухую бетонную стену. Старуха даже не покачнулась. Хмыкнула только озадаченно – откуда у мужика такая сила? А потом бросила и в его сторону заклинание. Почувствовал Никола, что опутываются его руки и ноги незримыми ремнями, затягиваются, так что крови по жилам тяжело бежать сделалось – и повалился на грязный пол рядом с Савелием.

– Вот, значит, какая твоя честность, старая карга! – рыкнул, стараясь перекричать товарища.

– Не я виновата, – ответила хозяйка дома. – Не присылал бы соглядатаев – исполнили бы, что задумано. – Она нёмного выпрямилась, охнув, потом подошла к святому отцу, подняла валяющуюся рядом с ним вторую бутылку, посмотрела на неё, вспомнила недавний конфуз Савелия, и снова затрясло её от смеха.

– Чтоб тебе под землю провалиться! – Поп был крайне раздосадован, но держался молодцом. – Поперхнётся тебе моя самогоночка!

Матрёна, продолжая ухмыляться, откупорила бутылку, и, как есть, без закуски, влила в себя содержимое.

Вдруг лицо её страшно повело в сторону, оно стало распухать, одновременно клонясь к земле, а из надувающегося, словно воздушный шар, тела вытянулись в разные стороны щупальца. Они беспрестанно шевелились, хватая всё, до чего могли дотянуться. Чёрт, не успевший забиться в угол и попавший под горячую руку, взвизгнул, когда одно вцепилось ему в ляжку. Два других потянулись следом, оплетая туловище и шею. Ох, рогатый и заёрзал!

Впрочем, Матрёне, похоже, было не до него. Она словно раздвоилась – глыбообразная голова, думающая о том, как быстрее завершить трансформацию, и конечности, живущие собственной жизнью. Всё вместе продолжало расти вширь и в высоту, подпирая потолок и превращаясь в уродливое создание, напоминающее не то осьминога, не то краба морского. Вместо рта у туши неожиданно выделился и открылся огромный клюв, попытавшийся сразу же кого-нибудь достать. Самым близким оказался тот же чёрт – он едва не получил по темечку. Правда, изловчился и с визгом выскользнул из одной петли. Две другие его так и не отпускали.

И в этот момент возле стены, где находилась тварь, послышался грохот, земля разверзлась, и открылась трещина. Небольшие языки пламени, вырывающиеся оттуда, сразу оплавили края надлома и подожгли соломенную труху на полу. Чудовище, напоследок сверкнув глазами величиной с хороший тазик, полезло вниз, круша затылком потолочную балку и утягивая за собой чёрта. С хрустом протиснулось оно в узковатый проход, и оттуда ещё некоторое время доносились крики о помощи.

Когда всё затихло, напрягся Никола, стараясь преодолеть путы, а те неожиданно спали сами. Вскочил он и бросился к Оксане. Та продолжала стоять возле насеста, равнодушная к происходящему.

– Оксанушка, ты не испугалась? – спросил он с тревогой.

– Нет, – ответила та.

– Слава Богу! Мы одолели их! – вставая с земли, произнёс отец Савелий. – С помощью святого слова, воды и веры, не иначе.

Они обнялись с Николой, как два товарища, переживших тяжёлую битву, и сели держать совет.

Разлом не пропадал. Свет из него продолжал струиться, освещая угол курятника и беспокоя птиц.

– Это и есть ворота, дядя Савелий? – спросил Никола, боясь ошибиться.

– Похоже, что так, – кивнул тот.

– Туда мне самая дорога. – Кузнец решительно поднялся на ноги. – Пока ещё не опомнилась нечисть проклятая.