Вошли они следом, и Никола почувствовал, что пахнет серой и гарью.
– Дымоход, у тебя, похоже, засорился, – сказал миролюбиво, стараясь расположить старуху к себе. – Тяга плохая.
– Знаю, – отозвалась та, направившись к комоду, на котором стояли горшочки разной величины, стаканчики с цветными жидкостями и пара горящих свечей. Света в гостиной хватало, и те явно были зажжены для других целей.
Пока хозяйка неторопливо разбирала посуду, Никола придвинулся ближе к скамье, стоящей возле стола, и присел на её край, дав знак Оксане садиться рядом. Чёрт, чей хвост так и не выпускали из мозолистых рук, принужден был расположиться прямо на полу. Заметив это краем глаза, хмыкнула старуха и покачала головой, точно с осуждением.
Она занималась своими делами достаточно долго, но кузнец не решился напомнить о себе. Когда, наконец, та угомонилась и подошла ближе, то первым делом посмотрела внимательно на девушку, сидящую с непроницаемым лицом. Пробормотала что-то, потом придвинулась к чёрту, буркнула себе под нос очередные ругательства, покрутила у виска и произнесла с ядовитой хрипотцой:
– Неудачник, как есть неудачник! Сколько раз я тебе говорила – не задирайся на сильных, довольствуйся малым. Вот она, зависть!
Чёрт не оправдывался, потому что шкурой ощущал, как потешаются сейчас над ним все знакомые в аду – особо те, которые сделали ставки против. Слова старухи не могли уже сделать ему горше.
– Смотрю, ты не трусливого десятка! – Обернувшись к Николе, продолжила Матрёна. – Не каждый решится противиться нечистой силе. Тем более, одолеть её – это, почитай, подвиг для обычного человека. Почто пришёл тогда?
– Дорогу ищу в ад.
Она будто не удивилась нисколько.
– Думаешь, там тебя ждут?
– Ждут. Дети. Вот он украл. А сам туда провести не может. Говорит, не положено по штатному расписанию…
Матрёна снова перевела взгляд на пуще понурившегося чёрта и кивнула:
– Ну, дело хорошее. Только вот знаешь ли ты моё правило, хлопец?
– Какое? – скорее почувствовал, чем подумал кузнец, что слова хозяйки ничего хорошего ему не обещают.
– Не делаю я никогда за просто так. Всегда беру плату определённую, и не каждому она нравится.
– Что же это за плата такая? – насупился Никола.
– Разная. Последнее время годами жизни интересуюсь. – Старуха ответила веско, словно гвоздь по саму шляпку в доску заколотила с одного удара. – Те, которые человек мог бы прожить, да добровольно мне передаёт в полноправное пользование. А за это получает то, что обычными средствами добиться не может.
– Сколько же ты хочешь? – спросил кузнец, огорошенный словами хозяйки. Всё больше вживаясь в атмосферу волшебства, он уже не задавался вопросом, как это возможно сделать. Если Матрёна говорит, значит, может.
И мелькнула ещё одна мысль: всем от простого человека прибыли поиметь хочется, а самому ему сплошной убыток. Что нечисть сейчас, что жульё разное да кровопийцы-капиталисты в недалёком прошлом – похоже, одного поля ягодки.
– За такое двадцать лет, не меньше. – Та подняла палец для значимости. – Если думаешь, что много – ищи дуру, которая тебя слушать станет.
Задумался Никола, а внутри снова закипает всё. Куда же ему деваться?
– Если свои отдавать не хочешь, можем на жену твою договориться. Мне всё равно, чьи они будут. Тем более, – старуха гадко хихикнула, – покуда ей что воля, что неволя – всё едино. В самый раз моментом воспользоваться!
– Что ты говоришь, бабка Матрёна? – возмутился кузнец. – Разве можно человека обманывать, судьбой его играть?
Захохотала старуха так, что даже слёзы у неё на глазах появились. Затряслась вся, будто задом по стиральной доске проехала. Утёрлась потом краешком платка, головой покачала и произнесла с придыхом:
– Насмешил ты меня, Никола. Давненько так не веселилась… Такой же наивный, как и везучий. Не буду с толку сбивать, это больше по его части, – она кивнула на чёрта, поднявшего было с надеждой голову. – Цену мою ты слышал, решай сам.
– Решил уже. Согласен. – Кузнец в порыве так дёрнул рукой, что хвост, обёрнутый вокруг неё, едва выдержал. Чёрт пискнул, но, заметив суровый взгляд старухи, зажал себе рот рукой и притих.
– Тогда пойдём в курятник. Такие вещи лучше делать там.
Хозяйка вытащила из ящика комода небрежно завёрнутую в тряпицу вещь, напоминающую череп младенца, и склянку с фиолетовой жидкостью, потом двинулась к выходу первой. Остальные отправились за нею в прежнем порядке.
Возле дверей взяла Матрёна с серванта керосиновую лампу, и нырнула в темноту проёма.
Куры уже спали, иногда тревожно встряхивая крыльями и издавая негромкие звуки. Петух, закудахтав, узнал хозяйку, успокоился и спрятал голову под крылом, чтобы не мешал свет. Насест был полон, но старуха обошла его стороной, и направилась в угол. Низкий потолок нависал над всем пространством курятника, однако стоять в полный рост кузнецу оказалось несложно.
– Думаю, сейчас тебе будет немного странно видеть, что я стану делать, – сообщила Матрёна, обращаясь к Николе.
– Я уже всякого насмотрелся за эти дни, – ответил тот. – Потерплю.