– Если бумага подписана, можешь говорить что угодно. Там нет сносок со звёздочками мелким шрифтом, ничего между строчек не выведено. Всё прозрачно. Но коли уж тебе интересно, что ждёт твою душу, то знай: будет она жариться на сковороде по вторникам и четвергам, а в остальные дни смотреть на мучения других и трепетать в ожидании худшего. И длиться это будет до скончания веков, потому что добровольно расставшемуся с ней новая душа не полагается. Так что лови булавку и постарайся выдавить из пальца хотя бы одну каплю, большего мне и не требуется! – хихикнул чёрт.
Никола подставил ладонь, и полетела игла прямехонько в неё. Просто чудно как-то. Хотя, имея дело с нечистью, уже не приходится удивляться…
Понимал кузнец, что стоит на краю обрыва. Или перед глубоким омутом – с камнем на шее. Шаг один нужно лишь сделать… Только как он мучительно даётся, это шаг!
– Похоже, я всё-таки поймал тебя на слове. Ты обмолвился, что другая мне полагаться не будет. Значит, требуется она для чего-то?
Чёрт недовольно поморщился. Он догадывался: придётся с кузнецом спорить, но, ожидал, только о цене. Заранее заготовил список того, что могло бы приложиться к сытой и спокойной жизни – с целью понемногу прибавлять на свою сторону весов в случае надобности. А тут дебаты пошли! Если открывать перед Николой все карты, придётся и о реинкарнации говорить, и о том, кто всем этим руководит, и о смысле жизни – тьфу, не к добру вспомнилось! Так можно далеко зайти. Не для того они собрались на краю леса, чтобы диспуты разводить. Багаж знаний нужно собирать загодя, а коли речь о цене завелась, так на ней и сосредоточиться.
– Мне ведь достаточно того, что я имею, кузнец! – заявил он, теряя терпение. – Тебе нужно просить у меня милости, а не наоборот. Только я не стану разбрасываться нажитым. Сказать по совести, твоя душа с каждым днём стоит всё меньше. Помнишь то время, когда мы встретились с тобой первый раз? Была тогда в тебе изюминка, которая ценилась в аду дороже жемчуга и злата. Но растерял ты её. Вся твоя доблесть лишь в том, что не гуляешь по бабам окрестным, живёшь своею семьей. Ну, ещё выпиваешь нечасто. Если собрать все плюсы, они едва-едва перетянут стоимость детей. Я мог бы продать их: не сомневайся, желающие сразу же нашлись бы. Только тогда участь у них оказалась бы незавидной. Не знаешь ты многого, кузнец, о законах в преисподней. Ответь для начала, прояви смекалку: на чём жарятся самые большие грешники?
Пожал плечами Никола: никогда он на эту тему не думал.
– На масле, наверно, растительном…
– Как бы не так! Масло-то, понятно, имеется, только вытапливается оно из детишек малых, которым ещё семи лет не исполнилось. Безгрешными они считаются по церковным канонам. И масло из них не подгорает, не расходуется, если крышку не открывать да брызгам не давать разлетаться, потому и ценится высоко.
Решил для себя уже всё кузнец. Похоже, нет никакой возможности склонить спор на свою сторону. Можно возмущаться, цену гнуть, злато-серебро просить, хотя не нужно оно ему даже с довеском. Результат будет един: лишится он души своей бессмертной, и до Страшного Суда станет влачить жалкое существование в преисподней. Без права на побег, но с обязанностью искупать вину и грызть самого себя день за днём, ночь за ночью. Безрадостная перспектива, но единственно реальная, если хочет он помочь детям и жене.
Приготовился он палец протыкать, чтобы кровь выдавить – булавку уже поднёс, предварительно обслюнявив её, но узнал про масло неподгораемое, не выдержал и крикнул:
– Ах ты, нехристь поганая! Доколе же ты издеваться над людьми будешь?
В ту же секунду послышался голос Оксаны, которая повернула к нему своё лицо, и произнесла только:
– Коля!
Одним словом она его будто отрезвила. То ли предупредить о чем хотела, то ли остановить от шага невозвратного. Стоял он как во сне, зачарованный думами горестными, и за ними ни света белого не видел, ни к чувствам своим не прислушивался. А тут пришёл в себя, злодеяние бесовское осмыслил – и снова злость в нём поднялась.
Замахнулся кузнец кулаком, но задержался на мгновение, как перед броском в холодную воду – и вдруг точно в грудь его ударило воздушной волной, прилетевшей из-за леса. Покачнулся: неожиданно всё-таки, но первая мысль, которая мелькнула в голове – чёрт строит свои козни, значит, боится. После всё-таки влепил по дубу от души здоровой рукою. Думал, и эту сейчас расшибёт («Наплевать, всё равно уже на краю пропасти качаюсь! Нечего кости жалеть!»), но не тут-то было. Дерево, словно хворостина какая, шатнулась и закачалось из стороны в сторону.
Взвизгнул наверху нечистый, вцепившись в ветку, а Никола удивился сам на себя. Слегка правой рукой ствол толкнул – и снова дуб кроной зашумел. Будто мощь человеческая в сто крат возросла.
Произнёс: «Эге!», а листок-то с договором сложил и в карман засунул.
– Что ты делаешь, кузнец? Тебе осталось только палец приложить…