Адвокат черной королевы

Дубровская заволновалась. Действительно, она не видела себя в зеркале давно. Может, у нее на носу выросла огромная бородавка, а кожа покрылась пигментными пятнами? Она машинально потрогала нос. Предположения не подтвердились. На ощупь он был такой же – аккуратный, слегка вздернутый.

Грановский полез в портфель, и через несколько секунд маленькое квадратное зеркальце было у нее в руках. Дубровская заглянула в него…

Да уж! Картинка была не самой приятной. Разумеется, кардинальных изменений ее внешность не претерпела. Но личико прежней Лизы было классической овальной формы. Ее словно фарфоровая кожа, вне всяких сомнений, была бы в давно минувшие века предметом зависти салонных красавиц. Такая же белая и чистая, без малейшего намека на модный ныне загар… Теперь же Дубровская напоминала узницу фашистских лагерей. От голода (она так и не сумела перебороть свою брезгливость) ее лицо осунулось, щеки запали. Карие глаза стали угольно-черными и устрашающе выделялись на мертвенно-бледном лице. Прелестные каштановые волосы потускнели и обвисли унылыми сосульками.

Самое печальное заключалось в том, что некогда очень требовательная к своему внешнему облику Лиза была абсолютно безразлична к произошедшей с ней метаморфозе. Она вернула адвокату зеркальце, не выразив никаких эмоций.

– Как живешь, Лиза? – спросил Грановский. – Тебя здесь не обижают?

Она отрицательно помотала головой. Повисла неловкая пауза.

– Я здесь, чтобы тебе помочь, – произнес Семен Иосифович.

Ах, вот оно что! Вот зачем он явился.

Внезапно Дубровская все поняла. Конечно, ее мама разыскала старого знакомого Германа Андреевича и попросила его помочь своей бестолковой дочери. Зная темперамент Вероники Алексеевны, Лиза не сомневалась, что та пустила в ход весь арсенал испытанных средств: слез, уговоров, театральных обмороков. Но старый адвокат был прочен, как танковая броня, и на женские уловки не поддавался. Маменьке пришлось, смирившись с неизбежным, выложить ему энную сумму.

Скорее всего так оно и было. Они решили все, не спрашивая мнения Елизаветы. Но ей придется их разочаровать…

– Семен Иосифович, я возражаю против вашего участия в моем деле, – сообщила она прямо и посмотрела в глаза адвокату.

Тот был ошеломлен.

– Видите ли, у меня уже есть адвокат. Мой коллега Ромашкин.

– Р-р-ромашкин? – эхом отозвался Семен Иосифович. Впервые в своей жизни он начал заикаться. – И ты согласна на его защиту?

Лиза встала и отошла к окну. Оттуда не было видно улицы. Мрачная темная стена. Откуда-то долетали звуки музыки. Слышались голоса. Она стояла спиной к Грановскому.

– Конечно, от него мало толку, но я сама адвокат, если вы помните, и могу постоять за себя!

Ее голос звучал решительно.

– Я все помню, Лиза, – ответил он. – Но не кажется ли тебе, что взгляд на твои проблемы со стороны будет более объективен? Защита должна быть наступательной. Нужно не только обороняться, но и предлагать свои версии, искать свидетелей защиты. Надо перерыть массу литературы, перевернуть следственную практику. Как ты собираешься делать это, находясь в тюрьме?

Дубровская молчала. Конечно, адвокат был прав. Ей нечего стало возразить, но осознание его правоты было для нее невыносимым испытанием. Она не выдержала.

– Вы, как всегда, разумны, Семен Иосифович. Этим вы взяли мою мать? Пообещали ей золотые горы, но вы не учли одного. Меня вы не спросили. А я – против! Против! Я не позволю раздевать мою семью и пускать по ветру последние деньги, оплачивая ваш труд. Мне ничего от вас не надо! Ступайте прочь!

Она резко повернулась, и Грановский увидел в ее глазах слезы. Внезапно ее лицо исказилось. Глаза закатились. Она рухнула на пол…

– Да она легкая, как пушинка! – первое, что услышала она, придя в себя. – Ничего с ней не случилось. Обыкновенный обморок.

– Может быть. Но я настаиваю на осмотре врача, – говорил Грановский.

– Не порите горячку, господин адвокат. Лучше спросите ее, чем она питается, – гундосил женский голос. – Я много перевидала таких, худеньких и интеллигентных. Принесет их нелегкая в изолятор, так они не жрут ничего. Брезгуют. Как же, безе им подавай! А пройдет месяц, сечку за обе щеки уплетают, да еще у товарок норовят лишнюю порцию свистнуть.

Лиза открыла глаза. Как в перевернутом зеркале, она увидела над собой испуганное лицо адвоката и безмятежную, как у коровы, физиономию надзирательницы.

– Что я вам говорила! – обрадовалась та. – Жива-здорова. Будем заканчивать свидание?

– Нет, мы продолжим, – сказал Грановский.

Лиза замотала головой. Но она была еще слишком слаба, чтобы возражать. Рыжая женщина в форме не обратила на ее молчаливый протест никакого внимания.

– Ладно, валяйте, – разрешила она. – Если у вас, господин адвокат, есть при себе шоколадка или бутерброд с колбасой, можете ей дать. Я ничего не видела! Только пусть слопает тут же, а не запихивает в карманы.

Грановский озадаченно уставился на женщину.

– У меня есть только жвачка.

– Нет, это не пойдет, – тоном знатока изрекла надзирательница. – Ладно, сейчас что-нибудь соображу.

Она потопала по коридору. А Дубровская наконец приняла сидячее положение.