Адвокат черной королевы

– Ты, верно, забываешь одну маленькую деталь, – напомнил девушке Грановский. – Алина мертва. Таким образом, уместнее будет говорить о ней в прошедшем времени. Кстати, в ее гибели обвиняют тебя. Ты также полагаешь, что это дело рук Данилкина?

– Не знаю, что и думать. Но вывод напрашивается сам собой. Если Павловская была единственной свидетельницей, способной разоблачить мистификацию смерти Данилкина, может, по этой причине ее и убили?

– Возможно, – пробормотал Семен Иосифович. – Но господину бизнесмену было проще не городить огород из могил, а сидеть себе тихо в теплом месте, если, конечно, он – не маньяк-убийца…

– Не думаю, – содрогнулась Дубровская. – Здесь что-то иное. Ясно лишь одно: если в наших предположениях что-то не стыкуется, значит, мы идем по ложному следу.

– Если бы убийства всегда совершались сообразно логике и здравому смыслу… Но, как я понял, у тебя есть на примете еще один подозреваемый?

– Почему вы так решили?

– Элементарно, дорогая. Рассуждая о возможных виновниках преступлений, ты «во-первых» назвала Данилкина. Теперь говори «во-вторых».

Лиза даже рассмеялась. Надо же! Она совсем не следит за своей речью, зато Грановский это делает за нее превосходно.

– Я думала, не причастен ли к злодеяниям адвокат Афонин?

Семен Иосифович даже поперхнулся от неожиданности:

– О, ради всего святого! Он-то тут при чем?

Дубровская даже обиделась. Если прохвост-юрист выглядит безгрешной овцой, то почему ее виновность не вызывает сомнений?

– Афонин знал о встрече на озере. Напомню, этой информацией обладали только четверо: я, Данилкин, Плешак и его юрист.

– А кроме вас, начальник турбазы, бухгалтер и много кто еще.

– Но Афонин появлялся на местах всех преступлений! – воскликнула Лиза.

– Позволь тебе напомнить, милая. В квартире Павловской он появился многим позже тебя и в сопровождении милиции! Еще есть аргументы?

Дубровская надулась.

– В детективах виновным всегда оказывается тот, на кого меньше всего падают подозрения! – Это был ее последний козырь.

– Если бы я писал детектив про это скользкое дельце, виновной бы оказалась ты! Ну да ладно, не хмурься, я, конечно, шучу. За что ты, кстати, хлопнула беднягу по голове?

– Я его не била! Это подлая ложь! – воскликнула возмущенная Лиза.

– Не думаю, что это удачная линия защиты, если учесть то, что в материалах дела имеются данные судебно-медицинской экспертизы. Может, его ударил фантом?

– Я уже начинаю верить в привидения.

– А что ты можешь сказать о грабеже кроссовок?

– Я взяла их поносить. Не идти же мне было босиком! Между прочим, я попросила разрешения у хозяйки!

– И она тебе его дала! – с ехидцей произнес Грановский. – Спасибо, что ты не отрицаешь очевидные факты.

– Плохи мои дела? – спросила Дубровская, и голос ее дрогнул.

Адвокат вздохнул. Встреча с Дубровской не внесла в обстоятельства дела ни малейшей ясности. Однако положительный итог все же был. Теперь он был уверен в невиновности Елизаветы. Если бы так же легко он мог убедить в этом остальных!

Грановский ободряюще улыбнулся Лизе на прощание.

– Не горюй. Прорвемся! – Затем он взглянул на рыжую надзирательницу. – Я требую, чтобы мою подзащитную немедленно препроводили в камеру, а не мариновали в «стакане».

«Стаканами» назывались крохотные помещения для кратковременного содержания заключенных. Правильнее было бы назвать их отделениями шкафа, где среднестатистический человек мог бы поместиться в полный рост. Сидеть там было невозможно. Свет проникал в этот стоячий гроб только через небольшие отверстия на уровне глаз. В таком положении заключенный мог находиться продолжительное время, ожидая, когда его, согласно очередности, отведут в камеру. Если с затекшими ногами еще можно было как-то справиться, то моральное унижение от этой малоприятной процедуры было колоссальным. Стоять запертым в ящике, как грязная швабра, – это испытание не столько тела, сколько духа.

– У меня выводных нет! – осерчала толстуха. – Мне что, самой ее конвоировать? Вот ребята вернутся, тогда и отведут ее, куда требуется.

– Вы не видите, в каком она состоянии? – возмутился адвокат. – Я требую особого отношения. Она еще не осуждена, стало быть, преступницей ее называть рано. Она ничуть не хуже нас с вами.

– Ой-ой! – запричитала надзирательница. – Может, мне еще ей кофе подать да модный журнал, чтобы не скучала? Это тюрьма, а не салон красоты. Впрочем, если вы такой чувствительный, можете побыть здесь с ней еще часок, пока не кончится пересменка. Ведь она ничуть не хуже вас, не так ли?

– Один – один, – пробормотал Грановский, усаживаясь на свое место. – Рыжим сегодня везет.

Ничего не попишешь, но обед с давнишним приятелем придется перенести на час позднее. Последовательность – редкая добродетель, но она требует жертв…

– Меня переводят…

Этим известием Роза огорошила подругу, которая только что вернулась со свидания с адвокатом. Женщина уже собрала свои вещи в сумку. Она указала Лизе на место рядом с собой: