Адвокат дьяволов

Впрочем, не стоит обольщаться относительно хорошего психологического состояния остальных девушек. Всем им было нелегко, как нелегко было и ребятам, разбросанным по тюрьмам Москвы. Просто кто-то из них оказался чуть постарше и немного выносливей, у некоторых уже был опыт задержаний или арестов, а о ком-то мы просто не имели никаких сведений.

Да, я встречал много людей, кто мужественно переносил все тяготы неволи. Но я также знал и здоровенных мужиков, которые плакали, обнимая меня при первом свидании, — так психологически тяжело им было осознать, что они оказались в тюрьме, и трудно было привыкнуть к условиям жизни в этом зазеркалье.

В тот же день я связался с родителями Назаровой и Долговой и рассказал им о том, что происходит, по словам девушек, с их дочерьми. Мама Вали Долговой, как оказалось, догадывалась о состоянии и настроениях дочери, но была бессильна чем-либо ей помочь, кроме направления писем, наполненных нежностью и любовью. А для родителей Ани Назаровой все это стало полной неожиданностью — они не предполагали такую реакцию со стороны своей восемнадцатилетней дочери, окруженной дома всеобщей заботой и вниманием, но всегда проявлявшей желание быть независимой.

Я согласился защищать девушек. И готов был даже делать все бесплатно при условии, что защитники девушек так и останутся работать, а я буду помогать им, периодически приезжая из Иркутска.

Аню и Валю заранее предупредили о моем приходе их адвокаты. Адвокатами у каждой из них были женщины, и уже само появление здесь мужчины заставило девушек постараться взять себя в руки, чтобы хотя бы выглядеть более привлекательно. Женщина хочет оставаться женщиной даже в тюрьме. Особенно в тюрьме! Но состояние подавленности и тревоги было заметно в них еще долго, и пришлось потратить немало усилий и слов, чтобы девушки поверили в то, что они надежно защищены и все в конце концов будет хорошо. Для этого нужно было подробно, но доходчиво объяснить им суть предъявленного обвинения, его слабости, какие-то несостыковки, рассказывать о позиции защиты и о тех доказательствах и фактах, которые ни в коем случае не сможет проигнорировать суд. В общем, только осведомленность девушек обо всех планах и действиях защиты и сопричастность к этим процессам могли отвлечь их от повседневных тюремных забот и избавить от панических настроений.

Ближе к весне и Аня, и Валя стали все больше походить на обычных девочек-москвичек. Аня начала все чаще и чаще просить меня принести ей что-нибудь в СИЗО: то какую-нибудь фенечку для волос, то что-нибудь из косметики, а то штангу для пирсинга, чтобы украсить ею свой проколотый язык. Валя тоже заметно повеселела. Но ее продолжало тревожить то, что по совету своего адвоката она в первые дни после ареста дала признательные показания (за что ей было обещано изменение меры пресечения). И теперь боялась смотреть в глаза своим товарищам.

— Успокойся, — говорил я, стараясь быть убедительным, — тебя за эти признания никто из ребят не осудит. Ведь ты никого не предала, организаторов акции не назвала. Ты просто призналась, что участвовала в ней, так это и не секрет. А как квалифицировать ваши действия — массовые беспорядки, хулиганство или что-то еще, — это уже не твое дело, ты не юрист. И вы с Аней, и Женя с Алиной, и все остальные ваши девочки оказались смелыми людьми, достойными только уважения. И еще не известно, как вели себя после задержания ваши ребята…

Потом, когда мы получили возможность ознакомиться с материалами дела, выяснилось, что действительно именно несколько парней не выдержали давления на них со стороны оперов и первыми дали не просто признательные показания, раскаявшись в содеянном, но и назвали всех организаторов акции.

А в один прекрасный день Валя Долгова, глядя на меня своими огромными глазищами, спросила:

— Сергей Валентинович, а вы в Австралии бывали?

— Нет, не был. А что?

— Мне сегодня приснилась Австралия. Точнее, небо Австралии. Не знаю почему. Голубое-голубое, бездонное… Интересно, там такое небо?

Я рассмеялся:

— А вот это мне уже нравится!.. Выйдешь на свободу, съездишь сама и посмотришь.

— Наверное, дорого?

Я так обрадовался перемене ее настроения, что готов был немедленно оплатить ей поездку в Австралию или куда угодно. И вообще, признаюсь, ко всем этим девочкам я относился, как к своим детям. Что, безусловно, неправильно, потому что из-за этого я переживал за них больше, чем того требовалось для дела. Да и Лимонов меня постоянно критиковал: «Что ты к ним относишься как к маленьким? Они давно не дети, они — взрослые люди…» И даже написал в «Лимонке» что-то типа: «Сергей Беляк — мой друг, но нам он не папа».

Но я ничего не мог с собой поделать. Да и не все родственники подсудимых были согласны с Лимоновым.

«Адвокат Сергей Беляк, вы наш папа!» — написал на майке один из них и пришел в ней в суд, что вызвало одобрительный смех не только со стороны защитников и подсудимых, но и со стороны гособвинителей…