– Так я это… – смущается Дремотный, у него горят уши. – Вещи Венеры притащил. Она попросила перевезти их обратно в общагу.
– Только не превращайся в раба, – булькаю я горлом. – Потом будет больно. У нее есть парень, забыл?
– Парень – не муж. Мы же юристы, – весело отмахивается Дремотный и расслабленно падает на кровать Венеры. – Того, что не заверено документально, не существует. Штампа нет – место вакантно.
Он хихикает, подбрасывая подушку. Я беру вещи. Иду переодеваться в ванную комнату. Не хочу прогонять Дремотного. Он заряжает позитивной энергией. Та прекрасная категория людей, которые никогда не унывают, им чуждо состояние депрессии до такой степени, что окружающие принимают их за психопатов, но эти люди обладают удивительным качеством: вместо того чтобы жалеть себя, тут же ищут решение проблемы или плюсы в ней.
– Пошли, Ромео, а то опоздаем на международное право, – говорю я, натягивая куртку.
– Так и знал, – бурчит он под нос.
Дремотный лежит на кровати с вытянутыми перед лицом руками, рассматривает волос.
– Если ты коллекционируешь кусочки Венеры, я не хочу об этом знать, умоляю.
– Это не ее. Это хахаля, – скорбно сообщает он. – Белый, как у старика.
– Откуда ты знаешь, как выглядит Глеб? – удивляюсь я. – И господи! Брось волосину! Идем!
За локоть я стаскиваю Дремотного с кровати.
– Волос на ее подушке, а Венера жила у сестры, ночевала она здесь лишь вчера, понимаешь? – нудит он, пока я закрываю дверь на ключ. – Значит, этот индюк
– Выкинь гадость! – гаркаю я.
– Еще чего! Теперь я могу навести на него порчу.
– Мне глубоко симпатична идея отравить Глебу жизнь злыми духами, но давай без ваших цыганских замашек, хорошо?
– Как ты узнала? – бледнеет парень, колупая сережку в ухе.
– Руслан Джанкович Дилинкони… офигеть как сложно догадаться!
По дороге в университет я отбираю у парня его бесценную находку, потому как сил смотреть на этот концерт не осталось. Да и выглядит жутко.
Вот до чего любовь человека доводит.
– Ты считаешь, что мы не пара? – расстроенно спрашивает Дремотный.
– Именно.
– Почему?!
– Это как поместить рядом две атомные электростанции. Если одна рванет, то другая следом, и… всем будет трындец, понимаешь? Мне оно надо? Никому не надо.
Дремотный пинает высоким ботинком лужу, как обиженный ребенок. На улице сыро и холодно. Мой поникший друг бредет рядом, не огибая океаны грязи, волочится, точно размякший мешок, и я терпеливо сбавляю шаг, давая Руслану возможность пострадать от неразделенной любви.
Мы опаздываем на пару. Дремотный приходит в себя, хватает билет и несется готовиться, я же получаю автомат и покидаю поле боя.
В коридоре темно. И тихо. Словно университет спит.
Суббота. Пары в этот день – верх невезения. Особенно перед новогодними праздниками. В коридорах почти никого нет, кроме парочки: они отлепляются друг от друга с влажным чмоканьем, когда замечают меня, и снова начинают слюнявиться.
Я звоню Шакалу.
Не берет.
Да как так?!
Вспоминаю еще об одном друге Лео, с которым мы не в контрах. Точно! Я видела его полчаса назад у библиотеки. Всегда вальяжный и гордый джентльмен сегодня выглядит так, будто вылез из канавы: помятый серый костюм, туфли с засохшей грязью, ссадины и щетина… вылитый бродяга. Было сложно не заметить профессора, хотя он явно пытался остаться для студентов невидимкой.
Через минуту я подлетаю к двери кафедры уголовного права, заглядываю внутрь.
Никого.
– Арье Аронович? – кликаю я.
И чудо случается!
– Проходите, – хрипло отзывается Цимерман.
Я аккуратно прикрываю за собой дверь. Иду на голос профессора. Он сидит за столом во второй комнате, из которой в лицо бьет жаром, как из печки. Здесь работает обогреватель.
Профессор складывает в черный портфель документы, ищет что-то на полках, одновременно машет мне на стул. За окном кружат едва заметные снежинки. Засмотревшись на них, я забываю, зачем пришла.
– Садитесь, дорогая, я вас слушаю, – говорит Арье и одновременно рвет бумаги. – Как закончили семестр? Остались долги?
– Эм, да, по земельному праву.
– Мерзкий предмет.
Цимерман выбрасывает мусор, затем вытаскивает и завязывает мешок, ставит его у стола. Я удивлена. Мусор может вынести и уборщица, а профессор собрался избавляться от него сам. Сквозняк разносит кусочки бумаги по комнате, когда Арье открывает форточку и достает сигарету. Он закуривает. На белках глаз лопнувшие кровеносные сосуды. От профессора веет чем-то нездоровым, и, не выдержав, я спрашиваю:
– С вами все в порядке?
– Не выспался, готовился к завтрашней конференции, – пожимает плечами профессор и садится передо мной на стол. – Что вас привело?
Сцепляю ладони между собой, втягиваю голову в плечи.
Ладно.
Уже ведь пришла.
– Я хотела спросить… не общались ли вы с Леонидом после обеда? Он не берет трубку. Я переживаю. Извините, что докучаю вам такими вопросами.
– Он вроде бы в суде. Если идет заседание, вряд ли Чацкий вам ответит.
Поднимаю глаза. Цимерман внимательно следит за мной, постукивает пальцами о стол, часто моргает, и вообще его тон голоса слегка выше, чем обычно.
Лжет?