– Гениально, – фыркаю я.
Стул скрипит, когда Виктор начинает крутиться и выворачиваться, чтобы ослабить веревку, но ничего хорошего из этого не выходит: он едва не падает.
– А если разломать сам стул? – предлагаю я.
– Он железный.
– Выглядит хлипким.
– Я могу придвинуться и попробовать развязать твои запястья, но узлы там добротные.
– Помню, что в заднем кармане остался раскладной нож.
– А ты опасная, – радуется он. – Меня эта сексистка, кажется, до трусов обчистила.
– Ты же мне его подарил.
Виктор рывками двигается ко мне. Стул мерзко скрежещет о плитку. Я боюсь, что на этот звук сбежится весь город, но Шестирко быстро добирается и пытается залезть в мой карман. Получается не очень. Его руки связаны сзади – за спинкой стула, – и он не видит, куда сует их. Я смиренно терплю, когда пару раз он хватает меня за зад и извиняется. В итоге ему удается выудить нож.
Спустя несколько минут Виктор ухитряется разрезать веревки на моих запястьях. Я с облегчением растираю руки. После разрезаю остальные веревки на себе и освобождаю товарища.
– Видишь, а ты спрашивала, зачем тебе нож, – улыбается Виктор, гордый собой.
Я вновь разминаю затекшие конечности. Шестирко находит, где включается свет, вспышка лампочек причиняет нам обоим очередную порцию боли. Бедные мои глаза!
Привыкнув, я разглядываю огромное помещение. Оно плохо освещено. Окон нет. Мы явно в подвале. Лампочки дают лишь приглушенный свет, и это все напоминает убежище вампиров. Правда, гробов и канделябров я не вижу. Зато есть стена, которую полностью занимают экраны. Они выключены. Так что сложно сказать, для чего они нужны. Все остальное место занимает разный хлам: львиная доля вещей расфасована по сундукам и шкафам, но часть просто свалена в кучу. Наверное, кто-то этот мусор перебирает.
– Какая прелесть, – говорит Виктор.
Он стоит в углу и разглядывает нечто похожее на ритуальный алтарь. Я иду к нему.
– Что это? – провожу пальцами по шершавой поверхности стены, на ней нарисованы черный круг и странные символы.
На алтаре лежит какой-то золотой предмет: он состоит из переплетенных линий, кругов и украшен драгоценными камнями. Между свеч рассыпаны монеты с гравировкой. Я рассматриваю одну. Черный феникс?
– Ну… – Виктор трет подбородок. – На стене знаки нашего убийцы. Те самые, которые все принимают за буквы, потому что он оставляет их до того криво, что сложно распознать. Это символы месяцев по славянскому летоисчислению. Говорю же, прелесть.
– Безумно интересно, конечно, но мы так и будем стоять? – Кладу монету обратно. – Надо выбираться.
– Я нашел свой телефон на полке. Он разбит. Но все же тут. Думаю, остальные вещи тоже. Надо найти ключи от машины и, возможно, мой пистолет, а еще нужны мои отмычки, потому что дверь, – он кивает на решетку в стене, – только одна. И она заперта.
– Да, почему бы не оставить пленникам пистолет, – саркастично бурчу я.
– Согласен, но остальные вещи могут быть здесь. С нами играют, Эми. Или ты считаешь, что нож у тебя просто не нашли? Ха! В нас не видят угрозы.
Виктор вручает мне фонарик и велит покопаться в вещах, раз уж мы добрались до подвала. А сам отправляется на поиски потерянных вещей. Сначала я удивляюсь, что он умудрился отыскать фонарик, а затем беру себя в руки и начинаю исследовать помещение.
Сплошной хлам.
У стен лежат сморщенные коричневые коробки. Я осторожно открываю одну из них – и обнаруживаю самого гигантского паука, которого когда-либо видела! Отшатываюсь. Спотыкаюсь о другую коробку и падаю на целую кучу из них. Издаю протяжный хриплый вой. Выползаю из хлама. Кашляю от пыли.
Пока прихожу в себя, замечаю фотографию внутри разодранной коробки. Вряд ли бы я обратила внимание, но… на ней Ева. Любопытно. Здесь целая коллекция ее фотографий. Снимкам много лет. Цвета со временем поблекли. На большинстве фотографий она совсем маленькая, но есть и взрослые.
– Смотри, что нашел!
Подпрыгиваю и хватаюсь за сердце.
– Я чуть не умерла! – бросаю в Виктора крышку от коробки.
– Прости. – Он протягивает стопку листов. – Это та девушка. Убитая в университете.
Округленными глазами я читаю текст под ее фотографией. Это что… досье?
– Не понимаю, – моргаю я.
– Она была связана со Стеллой, заметки на полях сделаны самой Гительсон. Я изучал ее почерк, – поясняет Виктор. – Но это точно не родственница. Не знаю, кем она приходилась Стелле, однако…
– Помощницей, – шепчу я.
И останавливаю взгляд на слове «сирота».
– А еще я нашел поддельные паспорта, – радуется Виктор, кидая их передо мной один за другим. – Девушки на любой вкус.
– Может… она убивает помощниц, когда они ей надоедают? – предполагаю я.
– Скорее, когда плохо себя ведут, – ухмыляется он. – Ладно, пошел искать дальше.
После некоторых раздумий, чтобы успокоиться, я продолжаю рыться в кипе фотографий. Между ними есть и разные бумаги, значки, игрушки, письма. Для меня полнейшую загадку представляет то, почему вещи Евы спрятаны в подвале. Стелле было больно смотреть на все, что связано с мертвой племянницей, и она замуровала память о ней под домом?
Это нелогично.