Возможно, надо радоваться, что Глеб оставил меня на расправу Лео, но я боюсь даже взглянуть в глаза адвоката. Какой смысл? Что говорить? Лео не может оставить меня в живых. Глеб ясно дал это понять и хочет, чтобы Шакал сам избавился от меня, ведь я не проблема Глеба. Зачем ему марать руки? Много чести, как говорится, для какой-то жалкой девчонки из захолустья.
В очередной раз дергаюсь. Наручники сдавливают запястье так, что хочется визжать. Вся рука затекла. И я проклинаю себя за то, что не ношу шпилек в прическе (будто у меня вообще есть прическа, ага). А если бы носила, то что? Я не умею вскрывать замки!
Ну и допустим, я освобожусь. А дальше? Глеб забрал телефон. Поблизости нет других домов или автобусных остановок. К тому же валит снег. Выбегу и замерзну насмерть!
Господи, только я могла вляпаться в настолько беспросветный звездец!
Что страшнее? Посмотреть в глаза Лео? Возвращение Глеба? Или смерть от холода?
Я пытаюсь вообразить лицо Лео, как он приставляет к моему лбу пистолет… мне тяжело это представить. Зато Глеба я вижу куда ярче! Вижу, как без тени сомнения он душит меня шершавой веревкой, скалясь клыками и сверкая бешеными серыми глазами, – и это до того жуткое зрелище, что меня начинает тошнить. Глотаю слюну. Сдерживаю поступательные позывы желудка. Меня всегда тошнит при стрессе, поэтому лучше не нагнетать.
На кухне раздается скрип.
Я замираю, вслушиваясь. Тиканье часов у камина. Вой ветра. И шуршание занавесок… по-прежнему из кухни. Кто там? Мыши? Или я все-таки успела приоткрыть окно, когда убегала от Глеба, и в дом забираются капризы погоды?
Теория рушится, когда я отчетливо различаю чьи-то шаги.
Какого черта? Глеб передумал? Решил прибить меня до прихода Лео? Хотя… зачем ему лезть через окно?
Шаги приближаются.
– Кто здесь? – не выдерживаю я.
И очень зря. В темноте различаю фигуру мужчины. Она выплывает из кухни на мой писклявый зов. Это не тот мрачный эльфийский король, которого я в ужасе ожидала увидеть. Глеб выше. И плечи не такие объемные.
Тогда кто это?
А вдруг он попросил кого-нибудь прибить меня, пока Лео не вернется? Глеб сумасшедший! От него можно ожидать чего угодно!
Фигура подкрадывается. Резко опускается передо мной, словно хочет вцепиться в горло и сожрать. Я зажмуриваюсь. И кричу.
– Тише, эй, тише, солнце, – успокаивает голос над ухом.
Человек берет меня к себе на колени, щупает запястье в наручниках и достает тонкий предмет, похожий на иглу, из внутреннего кармана пальто.
Я свожу в фокус мужское лицо, которое вмиг оказывается очень близко.
– Виктор? – восклицаю.
Не сразу узнаю его без шляпы. Но сатанинские глаза сложно не запомнить: этот пытливый взгляд из памяти и бензопилой не вырежешь.
– Все хорошо. Спокойно. Я рядом.
– Но… как же вы… ты… как?!
Ковыряясь в замке наручников, он шепчет:
– Проследил за белобрысым, потом ждал, пока он сгинет. Погоди, сейчас освобожу тебя… еще чуть-чуть погоди, солнышко.
– Ждал? Вы видели, что меня похитили, увезли за город, затащили в дом и, возможно, собирались башку прострелить, и просто… ждали?!
– Я бросился за тобой, как только смог. Я видел, как он засунул тебя в машину, но пока добежал до своей, потерял след. Потом отследил по камерам, что Глеб рванул за город. Понял, что в этот дом. И то… лишь потому, что знал о его существовании. Чисто интуитивное предположение.
Одежда Виктора пахнет морозом, шея – свежим грейпфрутом и мхом, а ладони – собакой. На его плечах снежинки, в которые я утыкаюсь носом, на эмоциях обнимаю своего спасителя, чувствую, как с его русых волос на мое лицо сыплется мокрый снег.
– Когда я приехал, он пристегивал тебя наручниками к лестнице, и я не стал вламываться, извини, потому что убивать он тебя явно не собирался. Потом…
Я вновь кричу:
– Минутой раньше он мне чуть мозги не вышиб!
Господи, ну хоть бы солгал, что только приехал, звучало бы поприличнее!
– Радость моя, я этого не видел, – вздыхает Шестирко. – Надеялся, что всю историю о том, какого хрена у вас тут произошло, поведаешь мне именно ты. Глеб еще и во дворе почти час копошился, я следил, думал, что он что-нибудь важное делать начнет…
– Начал?! Я тут час сижу! Рука опухла, как гусеница, из нее вот-вот кость вылупится!
– Увы, ничего компрометирующего.
Наручники с громким стуком падают на пол. Я растираю запястье.
– Почему ты в халате? – удивляется мужчина, и его резкий поворот головы вновь напоминает повадки рептилий.
Виктор набрасывает мне на плечи свое пальто, берет мои ладони в свои, тянет на ноги. Я пошатываюсь.
– Неудачное свидание, – отвечаю, опуская голову. – Худшее… и последнее в жизни.