Адвокат киллера

Шестирко поднимает меня на руки, из-за чего я выкатываю глаза, и несет к дивану, усаживает точно беспомощную девочку, заботливо интересуется, как я себя чувствую, не навредил ли мне Глеб, не изнасиловал ли. На последнем вопросе я открываю рот. Но не отвечаю. Молчу до тех пор, пока Виктор не прижимает меня к себе. Я напрягаюсь. Мозг проводит ассоциацию с Глебом: когда он чуть не раздавил меня на кухне. Однако образ быстро затухает. Виктор гладит меня по макушке, шепчет утешительное, разве что за ухо не треплет, – и спустя минуту слезы из моих глаз начинают катиться неудержимыми реками.

Шестирко больше ничего не спрашивает, похлопывает по спине. Оттого, что он молчит, и оттого, что я не знаю, как рассказать ему правду, – слезы текут и текут бесконечным потоком. Я не могу прийти в себя. Виктор пару раз помогает мне вытирать лицо рукавом его же пальто. Боюсь, чтобы отстирать ткань от всех соплей, которые из меня вытекают, потребуется недельная химчистка.

И хоть рядом с Виктором спокойнее, его появление больше пугает, чем радует. Когда Глеб узнает, кто меня спас, теория получит подтверждение. Я крыса! Которая целенаправленно вошла к Лео в доверие. Шпионка! Подставная кукла!

– Он убьет меня, – выговариваю я. – Или не он. Но кто-то точно убьет. Теперь я не смогу даже выйти на улицу без угрозы быть зарезанной…

Виктор смотрит сочувственно. Янтароглазый. Настороженный. И всклокоченный, будто пробирался через дымоход. Затем выдает скорее утверждение, чем вопрос:

– Ты узнала, кто убийца. Не отрицай.

Невесело усмехаюсь, глядя на свои трясущиеся руки. Пока я изливаю душу, Виктор включает торшер, так что я наконец-то могу хоть что-то разглядеть и щупаю покраснения на коже. Завтра будут синяки.

– Да, – шепчу, сильно нервничая. – Можете пообещать кое-что?

Виктор кивает, внимательно рассматривает мое опухшее лицо.

– Пусть моя бабушка не узнает, что случилось, если… если случится. Пожалуйста.

– Эми, с тобой ничего не случится. – Он берет меня за плечи, пронзает взглядом желтых радужек, словно в него вселился демон. – Я обещаю. Все будет хорошо.

– Вы не понимаете, – сокрушаюсь я. – Когда умерли мои родители, ее жизнь истлела. Она жила, как и раньше, – давала уроки на фортепиано, готовила, убирала, ходила на собрания в школе, но выглядела при этом как манекен. Она жила ради меня. Пожалуйста, не дайте ей узнать правду… ее это убьет.

Слова льются водопадом. Не знаю, зачем я это говорю, но кажется, что сейчас это важно и обязательно нужно кому-то рассказать.

– Успокойся, – настаивает Виктор, хмурясь и вытирая мою щеку. – Не надо, слышишь?

– Вам легко говорить!

– Он не сможет больше причинить вреда. Тем более тебе. Этот маньяк будет гнить в тюрьме до конца времен.

– Конца времен… – глупо смеюсь в истерике. – Вы любите такие дурацкие высокие слова, да? И истории убийств для вас как что-то прекрасное? То, что заставляет вас жить, раскрывать их – смысл жизни, ведь так вы это ощущаете, верно? А я вот не доживу до этого конца времен.

– Эмилия…

Я поднимаю глаза, и Виктор спрашивает шепотом:

– Кто он? – Поджимаю губы. – Имя. Ты знаешь имя? – не унимается он.

– Я…

– Он вот-вот убьет человека.

– Вы не понимаете, – сиплю, закрывая лицо.

Виктор берет мои ладони, сжимает и склоняется.

– Я понимаю. Просто скажи как есть. И мы найдем решение. Вместе. Обещаю.

Я втягиваю воздух, перевожу на Шестирко взгляд и шепчу ответ:

– Глеб… он тот… кто вам нужен.

Глава 17

Лео. Шакал. Адвокат…

Ни одно из этих слов я не могу выдавить. Зато Глеб – пожалуйста! Готова кричать во весь голос, что он серийный маньяк, растлитель котят, каннибал… да кто угодно!

Шестирко глубокомысленно потирает свою каштановую щетину, расхаживает из угла в угол по гостиной, рассматривает стены и мебель, даже пыль на камине не дает ему покоя: чуть ли не слизывает ее. А вот поверил ли он моему заявлению – не знаю.

– Ты уверена, что Глеб? – переспрашивает он и переводит на меня взгляд янтарных демонических глаз, пугающих, едких.

Глаза у него такие, словно он падший ангел. Вырвался из ада и добрался в образе желтоглазого змея до Евы – то есть меня, ага, дурочки, которая должна не яблоко откусить, а имя назвать, и тогда великое божество будет уничтожено навсегда. Один укус. Одно слово.

Виктор молчаливо ждет, и я с трудом сдерживаю желание натянуть на макушку пальто, чтобы спрятаться от оголяющего взгляда.

– Нет, – хрипло выдыхаю, пытаясь вернуть себе голос. – Мне так… кажется.

– Сладкая, ты юрист, – фыркает он, приступая к исследованию кухни. – Если не доказано, по хрену, что сказано.

Я прикусываю язык, слыша непривычный для Виктора стиль общения. Хотя откуда мне знать, как он разговаривает вне работы? Мы виделись-то несколько раз. Я даже не замечала, что он носит под верхней одеждой, и ожидала увидеть черный костюмчик, как у секретного агента, он ведь из ФСБ, но Виктор одет в серую кофту с растянутыми рукавами и потертые темно-синие джинсы. Хотя он из той категории людей, на которых любая тряпка с помойки выглядит брендовой вещью.

– Глеб сказал, что вернется, – выдавливаю я. – Нам надо уходить отсюда. Срочно.