Адвокат киллера

Когда заканчиваю купаться и выглядываю из ванной комнаты, сменив один халат на другой, Виктор лежит на мохнатом ковре перед телевизором и обучает шпица команде «Сидеть». Джерри не поддается тренировке. Зато овчарка каждый раз опускает зад и грустно смотрит на хозяина, выпрашивая положенный за послушание кусок колбасы. Шестирко разговаривает сам с собой? Сначала решаю, что с питомцами. Но нет. У него есть еще один собеседник. Возможно, он в наушнике? Я на это надеюсь, по крайней мере.

Полагаю, что не стоит беспокоить ни Виктора, ни его шизофрению, и тихо пробираюсь в спальню. Штаны и футболку беру с собой, чтобы утром переодеться. Не включая света, сразу забираюсь под толстое одеяло и накрываюсь с головой. Мягко. Приятно. И пахнет пионами. Боже, не верю! Я в тепле. И никто – пока – не закопал меня за домом в мешке из-под мусора.

Успех!

В спальне темно, но луна чуть-чуть выручает и разглядеть кое-что удается. Двуспальная кровать. Шкаф, из которого выпадают вещи. На столике микроскоп. Мебель красивая, дорогая, но на фоне хламовника… видишь только хламовник. И все равно здесь куда уютнее, чем в белой безжизненной квартире Шакала.

Ставлю телефон на зарядку и кладу его на тумбочку. У окна какое-то шуршание. Либо мне кажется. Я невероятно устала и туго соображаю. А заснуть не могу!

Закрываю глаза… и вижу Лео.

Он пропитал меня собой, заразил клетки, словно злокачественная опухоль, не дает выдохнуть и на минуту, растекается по венам, и голова наполняется его голосом, шепчущим мое имя…

Убийца…

Все эти ужасные истории… расчлененные тела, люди в бетоне… это все творил он? Перед глазами вертится, как Лео спускает курок и пробивает череп очередной жертве. Бессловно. Без единой эмоции. Спокойный и холодный, как покрытая льдом могила. Говорят, убийца расстреливал целые семьи…

На тумбочке раздается вибрация.

Не сразу осознаю, что звонит мой телефон, а когда беру его – тут же роняю.

Звонок от Лео.

Я сглатываю. К горлу подступает тошнота. Меня трясет. Я смотрю на экран, молча и не двигаясь, словно Шакал телепортируется сюда, если дернусь. Я слышу яростное биение своего сердца, чувствую, как руки безвольно падают на одеяло и дрожат, точно умирающий, дыхание становится затрудненным, и весь мой мир сжимается до одной-единственной точки.

Телефон.

Когда звонок замолкает, сажусь, кладу айфон рядом и смотрю на значок пропущенного вызова. Господи, идиотка, а ты думала, что Лео просто исчезнет и никогда не позвонит?

Жду нового звонка.

Тишина.

Я кутаюсь в одеяло, точно пациент с температурой в сорок градусов, и ложусь на бок, не отводя взгляда от потухшего экрана.

Снова короткая вибрация.

Сообщение.

«Я все равно тебя найду, Эми».

Живот скручивается. Я едва не задыхаюсь из-за текста. Это угроза?

Когда экран вновь тухнет, ощущаю руку на плече и подпрыгиваю, едва не получая инсульта.

– Спокойно, – шепот Шестирко. Он садится рядом и ощупывает меня своими сатанинскими глазами, гладит мою спину вдоль позвоночника. – Дай телефон.

Я не даю. Хотя что Виктору стоит отобрать его? Но он не делает этого, терпеливо ждет.

– Это Чацкий?

Перевожу на мужчину взгляд. Он зажигает ночник на тумбочке и притягивает меня к себе, а я, не сопротивляюсь. Щекой чувствую, что Виктор в мокрой холодной футболке, но сам под ней теплый. А еще он лохматый. Видимо, был на балконе и вернулся весь в снегу. Невзирая на свой вид, Виктор смотрится как-то брутально, но дело скорее в его самоощущении, чем в одежде или образе. Его личность и есть его образ. Редко я встречаю людей, которые умудряются не потерять себя в мире, где все хотят стать похожими на других: купить машину, как у соседа, изменить нос у пластического хирурга или надеть неудобные каблуки, чтобы быть выше ростом. Виктор не хочет показаться лучше, чем он есть. Разве что когда играет роль, но это, прямо скажем, исключение. Если он не на деле, ему безнадежно плевать на мнение других… в отличие от меня.

Последнее время ощущаю себя облезлой собакой. Жалкой. И бездомной!

Виктор заглядывает в мое лицо, его янтарные глаза будто хотят выскрести душу.

– Эми, – шепчет он. – Ты можешь мне доверять, честно.

– А что это изменит? – спрашиваю непослушными губами. – Доверяй не доверяй, а все равно со мной сделают что захотят, даже ты.

– Ты боишься меня, что ли?

Виктор вопросительно вздергивает брови.

Слезы щипают веки. Опять… ну нет, надо держать себя в кулаках! Ни в кулаках, ни в руках, ни в ногах не выходит, и мир плывет перед глазами, пока я стараюсь держать скопившиеся озера внутри глазниц.

– За последнее время я превратилась в ничтожное, беспомощное существо…

А раньше я была другой? Вот уж здравствуйте… Ничего подобного. Я всегда была жалкой. Кого я обманываю? Всегда была несчастной. Во мне словно живет маленькое депрессивное существо, которое каждый раз, когда кто-то хвалит мою внешность или знания, тихо, но упорно твердит: слабая, некрасивая, одинокая, бездарная и ничтожная. Оно не замолкает, и в конце концов я страдаю от одной мысли, что существую, а главное – для чего?

– Ты не беспомощна. И ты не ответила на вопрос.