Под ресницами Виктора пульсирует такая настороженность, что я осознаю, насколько для него это важно – мое доверие.
Я поджимаю под себя ноги. Халат доходит до колен. Виктор одной рукой обнимает меня за плечи, другой трет свое бедро, и я замечаю, что ему хочется меня утешить, но он не знает, что для этого лучше сделать. Оно и ясно. Трудно подобрать слова, если все и так умещается во взгляде, говорящем: «Я понимаю, ты страдаешь».
Чувствую медовый запах пахлавы: то ли одеколон такой странный, то ли мужчина успел перекусить.
– Ну конечно, боюсь, я всех уже боюсь! – втягиваю носом воздух. – Что тебе стоит скрутить меня и… ты понял.
– Интересные у тебя желания, – смеется он.
– Они не мои!
– Так и не мои.
Толкаю его, хихикающего, локтем. Отворачиваюсь. Снова издевается. Или это я настолько испорченная?
– Сказать честно, Эмилия? Даже если голая упадешь мне в ноги, эротично умоляя взять тебя здесь и сейчас всеми возможными способами, я тебя остановлю. Ты нужна мне для решения проблемы с убийцей. Кроме этого, меня больше ничто не интересует. Вот тебе правда.
– Но…
– Ты остаешься у меня, только пока хочешь, – говорит он. – И уйдешь тоже, только если захочешь. Я не держу. И не гоню. Я хочу помочь. А ты можешь помочь мне, на что я лишь надеюсь.
Он встает, приглаживает свои разлохмаченные русые волосы. При свете ночника желтая футболка делает его глаза еще ярче и янтарнее, Виктор смотрит на меня, точно рысь на ночной охоте.
– Спокойной ночи, – шуршит он и покидает комнату, твердо выговаривая у двери: – Не отвечай адвокату. По крайней мере, до утра.
– А что будет утром?
Дверь захлопывается.
До смерти уставшая я забираюсь под одеяло – и вновь слышу вибрацию сообщения!
«Надо поговорить».
Поджимаю губы и пишу ответ:
«Пожалуйста, оставь меня».
Экран тухнет. И загорается.
«Эми, я не причиню тебе вреда».
Я всхлипываю, осознавая, насколько огромно желание ему поверить и как сильно рвется из меня, затем выключаю телефон и накрываю голову подушкой, чтобы поскорее заснуть.
Глава 20
Первое декабря. Десять утра. И очередная прогулянная пара в университете. На фоне вероятности быть застреленной – не самое страшное, но с этим тоже надо что-то делать, пока меня не исключили.
В глазах колючки от недосыпа. Я выползаю из-под одеяла, касаюсь пятками прохладного пола. Ежусь. Рядом на кровати спит Джерри, посапывает. На тумбочке стоит тарелка с круассаном и чашка кофе.
И когда Виктор все успевает? Он спит вообще? Уже сомневаюсь в том, что он человек: неожиданные появления, глаза исчадия ада, способность буквально читать мысли и разговаривать с невидимыми собеседниками… так себе послужной список.
Потягиваясь, иду к окну, раскрываю серые шторы. На подоконнике источник ночного шуршания. Хомяк! Весело купается в опилках. Странное место Виктор для него выбрал… за занавесками.
На улице ярко светит солнце, плавит остатки снежного покрывала и приятно греет лицо, которое стоит покрыть килограммом тонального крема. На шифоньере зеркало. А в нем – опухшее чудище. Оно оказывается мной. Клянусь, я едва узнаю свое лицо. Продолжительные рыдания превратили меня в кикимору, так что прежде чем взяться за ароматный круассан, я отправляюсь в ванную, плескаю себе в лицо ледяную воду. Отеки слегка сходят, но выгляжу, один черт, болезненно.
Ладно. Как говорит моя бабушка, когда расстроен, пожуй что-нибудь. Совет не гениальный, однако рабочий, и я бреду с тарелкой и кружкой на кухню, откусываю половину круассана. Вкус потрясающий. Запах горячего теста и вовсе божественный. Подношу к губам чашку. И замираю.
Аромат кофе.
Он настолько сросся с образом Лео, что при каждом вдохе меня бросает в дрожь, на эмоциях выплескиваю кофе в раковину и запихиваю в рот остатки круассана.
– Его варил не я, – голос за спиной. – Он из кофейни…
Шестирко заходит на кухню с пузатым пакетом. Рядом проскальзывает овчарка, торопится опустошить миску. Виктор смотрит так, как смотрит ребенок, которому учительница поставила двойку за рисунок, а он воодушевленно создавал этот шедевр весь вечер.
– О, я… нет! Я не поэтому вылила! Он вкусный, но… неважно. Извини.
Виктор недоуменно моргает, потом пожимает плечами, ставит пакет на стол и снимает пальто. Сначала собирается повесить его на стул, но что-то его останавливает. Относит в коридор.
До меня вдруг доходит, что он немного прибрался на кухне.
– А я-то выпендриться хотел: сказать, что сам приготовил, а не из стакана в кружку перелил. Эх, ну ладно. С первым днем зимы тебя!
– И тебя, – улыбаюсь я, – а ты спал?
– Часок, – говорит он, доставая из пакета гамбургеры. – Раз у тебя такие особые отношения с кофе, может, чай?
– Да, я поставлю чайник, – спохватываюсь.
Неудобно вышло. Надо же было ему зайти именно тогда, когда я выплескивала кофе в раковину. У моего везения нет границ!
– Нет, нет, присядь, – просит он, вынимая чайник из моих рук. – Есть разговор.
– О чем?
– Присядь, – настойчиво требует, сжимая пальцами мое предплечье.