– Я… – сиплю, – прекрати…
Лео разжимает пальцы. Отпускает меня и поднимается на ноги. Я рассматриваю его, высокого, взрослого, всегда флегматичного – теперь разъяренного. Он возвышается надо мной застывшим каменным изваянием, в малахитовых глазах блеск и нечто, запертое за титановыми вратами. Не покидает чувство, что Шакал хочет накинуться на меня и утащить во тьму, из которой явился.
Он берет меня за локоть, дергает на себя, затем разворачивает и прижимает к стене, упирается руками по обе стороны от моей головы.
– Кто-то может зайти, – выговариваю срывающимся голосом.
– Я запер дверь изнутри.
Он усмехается, видя мои округлившиеся глаза. Мысль о закрытой двери обжигает раскаленным железом, ведь мне отрезали любые пути к бегству. Проклятье!
– Я буду кричать…
– Эми, если бы я хотел тебя убить, ты бы здесь не стояла. Угомонись. И дыши спокойно. То, с каким рвением колотится твое сердце, вызывает у меня опасения. Рановато тебе для инфаркта.
Я дергаюсь. Но толку? За спиной – стена, впереди – Шакал, а по бокам – его руки. Сглатываю. Лео прикладывает одну ладонь к моему виску, гладит указательным пальцем от волос до мочки уха, другой рукой прижимает меня к себе за талию.
– Зачем ты пришел?
– За тобой, – негромко произносит он, отслеживая мою реакцию, и я чувствую, как кровь приливает к щекам.
– За мной? – Шокированная подобным поведением, могу лишь нервно повторять слова, но заставляю себя сказать: – Нам нельзя… видеться.
– Считаешь меня монстром? – Его глаза мимолетно сверкают во тьме, или мне так кажется от страха.
– Я…
– Ты рассказала органам обо мне?
– Нет, я…
– Но ты рассказала о Глебе.
В его интонации проскальзывает насмешка.
– Он меня похитил!
– А потом? – Твердая ладонь сжимает мои волосы, оттягивает назад, и мне приходится непрерывно смотреть прямо в лицо Лео.
– Угрожал убить!
Он хмурится, губы сужаются в одну линию. Я вновь дергаюсь, выворачиваясь к свободе. Бесполезно. Меня будто замуровали в скалу.
– Дальше, – велит Лео. – В подробностях.
Черт, какой у него властный голос, когда злится, прямо диктаторский. Аж волосы на теле поднимаются.
– За мной проследили. Видели, куда Глеб меня увез, поэтому влезли в дом, и утром Глеба вызвали на допрос, – тарахчу задыхаясь, – я ничего никому не говорила! Я ни при чем! Глеб должен винить только себя, можешь так и передать ему: мне очень жаль… что он такой осел!
– Эми, – чуть оттаивает Лео, закатывая глаза, и мягко проводит ладонью по моему плечу.
– Хорошо, мне очень жаль, что осел такой же тупой, как он.
– Остынь.
– А то что? Убьешь меня? Или закатаешь в бетон? Или свистнешь Глебу, чтобы он свой набор сумасшедшего химика приволок и выжег мне язык?
– Ты неисправима. Промолчала бы хоть раз в жизни.
– Ненавижу!
– Ненавидишь или хочешь ненавидеть? – хмыкает он и проводит носом от моей скулы до лба. – Не лги мне, Эми. Я знаю, что ты назвала следствию имя Глеба сама, но… почему его?
Я прикусываю щеку изнутри. Шакал размышляет, поглаживая большим пальцем мою нижнюю губу.
– Считаешь меня монстром? Ответь.
– Не сомневайся, – шиплю я. – Особенно после вчерашнего!
– Глеб решил, что тебя кто-то подослал. Врагов у нас много. И убийца я или нет, это не имеет значения.
– Никто меня не подсылал! Я… я вообще не хотела и не хочу тебя знать! Наша встреча была случайностью. И огромной ошибкой!
– Вот как? – таинственно улыбается он. – Я тебе не нравлюсь?
– Нет!
– Совсем-совсем? – шелестит Лео, продолжая ухмыляться и придавливать меня своим весом к стене.
– Ты худшее, что со мной случалось!
– Вот так и ранят чувства людей, а я, может, всю душу для тебя выпотрошил, – заискивает он.
– Душа твоя давно почернела и рассыпалась. Нет ее у тебя.
Лео замирает, напряженно смотрит на меня. Зрачки расширены. На шее торопливо бьется вена, хотя лицо его не выражает уже ничего.
– Знаешь, я ведь тоже боюсь…
– Ты?
– Угу.
– Чего?
– Того, что ты во мне будишь, – томно шепчет. – Я сам это ненавижу. Оно неконтролируемо. Совершенно… чистое безумие…
Я испытываю странное смущение от этих слов, опускаю голову, не в силах смотреть на адвоката, но он берет мой подбородок и невесомо касается моих губ своими. Вдох. Выдох на придыхании. Тепло. Страх. И жажда сдаться. Упираюсь в широкую грудь, но Лео поднимает мои руки за запястья, и ничего не остается, как обнять его шею.
– Нет… Лео, ты… только не делай этого снова, слышишь? – слова звучат истерзанным стоном. – Не смей!
– Не делать… что?
Уголки его губ приподняты, но в глазах ревут огненные водовороты и подавленная ярость. И мне уже совсем не по себе. Лео вдавливает меня в свое полыхающее тело. Не понимаю, чего боюсь больше: его поведения или своего возбуждения; не понимаю, хочу ли его остановить или, наоборот, надеюсь, что он не остановится…
– Ты знаешь!