Адвокат киллера

– Льва Гительсона люди прозвали Сатаной, – сухо перебивает она. – Доброты в нем было не больше, чем в змеином гнезде.

Я поджимаю губы.

Женщина окидывает меня изучающим взглядом и, покачивая бокалом в руке, растягивается в белом кожаном кресле. Ступни кладет на мягкое подножие. Я рассматриваю ее. Узкие брюки. Приталенный пиджак. Одежда подчеркивает стройные формы, серебристая ткань блестит в свете камина. Выглядит Стелла как воплощение стального кинжала.

– Ты тоже кого-то потеряла? – громче, чем обычно, произносит она.

В камине трещит полено, и я засматриваюсь на огонь, запах тлеющего дерева ласкает нос.

– Я… если честно, то всех. Маму. Папу. У меня… почти никого нет.

И зачем сказала? Последнее время из меня льется столько нытья, что саму себя избить хочется.

Я так крепко вцепляюсь правой рукой в подлокотник, что пальцы белеют.

– Соболезную. – Стелла смотрит равнодушно, но, видимо, это ее привычный тон при сочувствии. – Честно сказать, я потеряла не только мужа. Еще сына. Так что я понимаю.

– О, какой кошмар, его давно не стало? – осторожно спрашиваю.

– Больше двадцати лет назад. А твоих родителей? Ужасная трагедия, мне очень жаль, – и снова Стелла произносит это настолько ровным тоном, что мне не по себе.

– Вы так спокойны, когда говорите о вещах, от которых люди впадают в истерику, – замечаю я, но поздно осознаю, что фраза могла прозвучать грубо.

– Эмоции иррациональны, они затуманивают взор. Не стоит им поддаваться. Так когда погибли твои родители?

Я делаю глоток красного вина. Хочется выпить сразу половину, но сдерживаюсь. Во-первых, вино залпом не пьют, а во‑вторых, потерять голову от алкоголя и кататься на люстре – будет не лучшим началом знакомства с семьей Лео.

– Я была совсем маленькой, – отвечаю, вздыхая.

Стелла сострадательно цокает языком.

– Ладно, не будем о грустном, дорогая, а то Лео скажет, что я тебя до слез довела. Поведай лучше о вас. Давно вместе?

Я сжимаю кулаки так, что ногти вонзаются в ладони.

– Эм, нет.

Чешу ключицу. А мы вообще вместе? Как это говорят… официально?

Вопрос ставит в тупик.

– Прости мое любопытство. Племянник никогда не знакомил со своими девушками, – задумчиво говорит Стелла. – Как он в этих делах?

Поперхнувшись, я случайно опрокидываю на себя бокал, вашу дивизию! Прямо на грудь. Вино мгновенно впитывается темной кляксой в блестящую голубую ткань.

Черт! Это же платье Венеры!

– Ох, не три руками. – Тетя выуживает из кармана платок и подает мне.

Ее прошлый вопрос болтается в воздухе. Она действительно спросила, каков Шакал в постели? Ого…

– Что случилось? – изумляется Лео, выскакивая из-за спины.

– Моя вина. – Стелла бросает пропитанный алкоголем платок в камин. – Отвлекла девочку. Ничего, дорогая, мы его отстираем, я уверена.

Она произносит это тепло, но смотрит с выражением лица, какое бывает при взгляде на столетнюю машину, которой давно пора на свалку.

– Что вы! – вскидываю руки. – Я сама виновата, вечно все роняю, порчу, уничтожаю…

Ага, три глотка вина делают свое дело. Лучше заткнуться.

– Я проведу тебя до ванной, – произносит Лео и облизывает губы. – Наденешь халат. А платье в стирку.

– Нет-нет, я ее проведу, а ты садись, – протестует Стелла, подавая племяннику бокал. – Мы начали без тебя, так что наверстывай. Сейчас вернусь.

Возражения тетя Гительсон не принимает. Лео оказывает сопротивление, но в итоге сдается, хмуро утыкается носом в бокал, так что вместе со Стеллой я выхожу в холл. Мы сворачиваем вправо, и женщина поясняет:

– После приготовления ужина всю прислугу отпустили, но рано утром твое платье постирают и высушат. Оставишь в корзине.

Звук каблуков Стеллы разносится по просторному коридору. Непривычно, что по дому ходят в обуви, но полы прохладные, поэтому неудивительно. Не считая цоканья, резиденция погружена в звенящую тишину. Ноль признаков жизни. В гробу и то веселее.

Свет включается автоматически – при приближении, – и я пугаюсь белых статуй, выныривающих из тьмы. Пыльные картины, старинная мебель, засохшие розы в вазах…

Шарм дома с призраками.

Кажется, словно в этом особняке произошло далеко не одно убийство и стены пропитаны метастазами смерти.

Или это у меня протекает крыша?

Скоро и на детском утреннике буду маньяков видеть.

Предметы интерьера, шкафы, ковры, декор расположены поразительно симметрично. Абстрактные черно-белые картины висят в метре друг от друга, тянутся по всей длине коридора. Стелла рассказывает, что резиденция строилась по ее проекту.

Зловещее, однако, детище она создала. Дом будто следит за жителями. Жутко нервирует. Сначала я была в восторге от головокружительной роскоши, а теперь предпочла бы маленькую уютную квартирку.

На стенах мелькают кинжалы.

– Ваш муж коллекционировал холодное оружие? – интересуюсь я.

– Это мое увлечение. Муж предпочитал огнестрельное, но я считаю, что неожиданно вынутый нож куда поэтичнее ствола. Не думаешь?

– Ам-м… наверное.

Вот уж о чем я не задумывалась, так это о том, чем поэтичнее убивать: ножом или пистолетом.