Марат ушёл на кухню, а я вошла в бывшую детскую комнату. Здесь ничего не изменилось, только добавилась кроватка для младенца и поменялись обои. Всё тот же письменный стол и лампа, тот же шкаф и та же картинка с журнального разворота на дверце, с выгоревшим на солнце краем. Ничего не изменилось в спальне, только телевизор, как и в гостиной, сменился на современный. И мой туалетный столик… с засунутой под раму вокруг зеркала семейной фотографией. Было видно, что она никогда не вынималась, только пыль вытиралась вокруг и с неё самой, и от этого почти оторвался уголок.
Сердце защемило. Это была моя жизнь. Семейная жизнь, которую я разрушила.
Я задержалась у Марата намного дольше, чем планировала. Мы говорили обо всём: о переезде Яны, о моих книгах, которые Марат читал, узнав от дочерей, что я пишу, о том, как он стал владельцем «Сэнсэя», и что свело его с Андреем. Рассказал и трагично закончившуюся историю Вероники.
Она доставляла Марату массу неприятных моментов и навязывалась если не в жёны, то в сожительницы. Но супругу не нравилась перспектива обзавестись женой-дурой, и он повысил ей плату за аренду и часто напоминал, что пора бы и честь знать. И хотя к мальчишке привязался, но вешать себе на шею его не собирался. Поэтому стимулировал неразумную девицу работать. Шесть лет она прожила в комнате наших дочерей, пока училась в институте, куда её, опять же, загнал Марат. Прокормить и вырастить ребёнка, будучи всю жизнь секретаршей — невозможно. Не скажу, что мне была интересна сама Вероника, но она стала частью нашей жизни, не самой приятной, но неотъемлемой и поворотной. Поэтому мы говорили и о ней.
Марат не раз наругал меня, что отказалась от его помощи, и не собирался принимать отказ теперь. Его самолюбие и мужское достоинство не давало ему покоя, и я не стала отказываться от покупки квартиры для меня.
Уже было совершенно понятно, какие между нами теперь будут отношения. Мы обрели друг друга… и отпустили, чтобы стать счастливыми. Единственный момент омрачал то облегчение, что я, наконец, почувствовала — Марат уже привык быть один и не планировал больше заводить семью. Он решил реализовать себя, как дедушка трёх замечательных мальчишек. Его глаза загорались счастьем, когда он говорил о них. Нетерпение, с которым он ждал Яну с малышом, усиливалось обещанием старшей дочери привезти сыновей к Марату на пару месяцев осенью.
Отношения с Андреем стали казаться несправедливостью — я не могла стать счастливой, разрушив жизнь супруга. Это было жестоко. Марат не подозревал, какие мысли обуревали меня. А я боролась с желанием разрыдаться.
И мне не нравилось, что между Маратом и Леной разверзлась пропасть. Марат по-прежнему относился к моей подруге хорошо, и был благодарен за поддержку мне, хотя и сердился за «тайны мадридского двора» и что Ленка скрывала «во имя дружбы», где я, «неразумная мать, шатаюсь по миру, отказавшись от его законной помощи с его детьми, балда осиновая». Я признавала свою величайшую глупость, и мне было стыдно, что я настойчиво просила Лену всё скрывать. Я сама настроила подругу против Марата, и тень, мелькавшая в её взгляде при упоминании о супруге, меня печалила. Я решила, что пришла пора разобраться и с этой проблемой.
И пригласила Марата на пикник.
Глава 10. Дотошный мелкий негодяй
Андрей из командировки приехал прямо ко мне. «Хаммер» осторожно вполз в Ленкин двор, виртуозно лавируя между припаркованных авто, подполз, как грязный вымокший щенок-переросток, к подъезду и остановился, приглушив свет круглых глаз. Сутки в пути не добавили машине чистоты — три последних дня в Сибири дождь лил с переменным успехом: то низвергал с хмурых небес цистерны воды, ломая ветки деревьев, то с мелодичным звоном барабанил по карнизам и плексигласовым крышам автобусных остановок.
Я ждала Андрея, обнимая себя и пытаясь согреться, неосмотрительно выскочив в прохладу позднего вечера в шёлковом халате. Едва монстр остановился, я открыла водительскую дверцу и залезла Андрею на колени.
— Сумасшедшая женщина, я тоже скучал, — отодвинув по максимуму сиденье, адвокат крепко обнял меня, покрывая поцелуями щёки, шею, плечи...
Я томилась в его ласке, ощущая удивительный прилив нежности к брутальному адвокату. Я целовала его, ерошила короткую стрижку, заглядывала в глаза, с радостью находя в них теплоту и радость встречи.
Халат задрался и съехал на бок, обнажив ноги и половину того, что призван скрывать. Тёплая ладонь Андрея легла на бедро… медленно скользнула вверх по телу, вырвав вздох из пленённых поцелуем губ. Я прильнула к мужчине полуобнажённым телом, задержав дыхание от вспорхнувших в животе бабочек, когда его губы коснулись ложбинки между груди.
Оторвавшись от меня, Андрей смотрел в глаза с невысказанным вопросом.
— Расставила точки над i. Последняя осталась.
— Марат?
— И Лена.
— Не понял… Их же ничего не связывает.
— Я их связываю.