Адвокат революции

— Царское правительство спешно стягивало к Москве преданные силы. Пользуясь тем, что движение на Николаевской железной дороге не было прекращено, власти перебросили из Петербурга в Москву гвардейские части. Семеновский полк осадил Пресню. Здесь было всего четыре сотни дружинников, однако они героически оборонялись. Не сумев взять рабочий район прямым штурмом, войска открыли по нему ураганный артиллерийский огонь. Шестнадцатого декабря штаб пресненских боевых дружин издал последний приказ. В нем говорилось: «весь мир смотрит на нас. Одни — с проклятием, другие — с глубоким сочувствием… враг боится Пресни. Но он нас ненавидит, окружает, поджигает и хочет раздавить… Кровь, насилие и смерть будут следовать по пятам нашим. Но это — ничего. Будущее — за рабочим классом. Поколение за поколением во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству», — процитировал по памяти Ульянов-Ленин. — Спустя еще три дня рабочий класс Москвы организованно прекратил борьбу. Оружие было спрятано. И лишь небольшой части дружинников удалось выехать из Москвы, чтобы спастись от зверств карателей…

— Владимир Ильич, я, конечно, прошу извинения, — не удержавшись, перебил докладчика Николай Рожков, который за участие в боях с царскими войсками был объявлен в розыск и находился теперь на нелегальном положении. — Все, что вы нам сейчас рассказали, весьма убедительно и логично. Однако вы не видели собственными глазами, что здесь происходило во время восстания. Москву буквально захлестнула волна насилия, политических и уголовных убийств, грабежей, экспроприаций и вымогательств…

— Да, действительно, — без промедления ответил Ленин. — В свете новых задач дня мы, большевики, просто вынуждены были прибегнуть к террору как к одному из методов революционной борьбы. И еще на этапе подготовки восстания нам пришлось, как вы знаете, создавать отряды всяких размеров, начиная с двух-трех человек, которые должны были вооружаться сами, кто чем может: ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога. Разумеется, они не способны были противостоять царской армии. Однако вполне подходили для того, чтобы совершать нападения на городовых и прочих государственных служащих, убивать квартальных и жандармов, черносотенцев и казаков, взрывать полицейские участки, обливать солдат кипятком, а служителей закона — серной кислотой. Знаете, товарищи, когда я вижу социал-демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: «Мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого, мы отвергаем партизанскую войну», — тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что они говорят? Между прочим, известно ли вам, что в Екатеринбурге, по некоторым свидетельствам, сторонники «черной сотни» уже несколько раз обращались в полицию с жалобами на то, что товарищи из боевого отряда Якова Свердлова постоянно терроризируют их и убивают при каждой возможности?

— Значит, большевики больше не осуждают тактику социалистов-революционеров и не возражают против политических убийств? — уточнил кто-то из присутствующих.

— Совершенно верно, товарищ! Однако индивидуальный террор должен сочетаться с массовыми движениями.

— А какова позиция Центрального комитета по вопросу экспроприаций? — поинтересовался присяжный поверенный Жданов.

— Это также вполне допустимое средство революционной борьбы.

— Любопытно… — покачал головой товарищ Курский, член Бутырского райкома РСДРП и активный участник вооруженного восстания.

— Владимир Ильич, насколько я понимаю, задача нашей революции заключается в ликвидации царизма и его главного оплота — помещичьего землевладения? Вы действительно полагаете, что эта задача все еще достижима в сложившейся после разгрома восстания политической ситуации? — задал очередной вопрос Николай Рожков.

— Нет. Я так не считаю.

— Значит, жертвы наши были напрасны? — продолжил Рожков. — Возможно, и вовсе не следовало браться за оружие?

— Товарищ, вы повторяете позицию Плеханова, меньшевиков и прочих господ оппортунистов! — возмущенно парировал Ульянов-Ленин. — Вы совершенно не учитываете того, что до вооруженного восстания народ в России оказывался не способным на массовую вооруженную борьбу с эксплуататорами. После декабря это уже совсем не тот народ! Он переродился. Он получил боевое крещение. Он закалился в восстании. Он подготовил ряды бойцов, которые непременно еще победят в будущих сражениях с самодержавием! А это, поверьте мне, стоило тех человеческих жертв, которые были принесены на алтарь революции. Несмотря на поражение декабрьского вооруженного восстания, именно мы, большевики, использовали все революционные возможности, мы первыми вступили на путь восстания — и последними покинули его, когда этот путь стал невозможен.

— Владимир Ильич, в чем видит партия причины нашей неудачи?

— Почему вообще революция не смогла победить?

Но и на эти вопросы у гостя из Петербурга имелся продуманный, емкий и складный ответ: