Адвокат революции

Народу навстречу им попадалось довольно много, причем публика была очень разнообразная. Большую часть ее составляли, конечно же, провинциалы, пришедшие поглазеть на достопримечательности, отставные чиновники и военные, с дамами или без дам, — проход на территорию Московского Кремля был свободным для всех. Император с семьей не слишком баловал посещениями свою московскую резиденцию, поэтому, взяв бесплатный билет в дворцовой конторе, благонамеренный посетитель имел право пройтись также и по всем кремлевским дворцам.

И тут Владимир Анатольевич высказал мысль, которой ему хотелось поделиться сразу после окончания слушаний:

— Дорогой коллега, вы сегодня блестяще выступили. Особенно по поводу свободы совести и ненасильственных методов управления государством.

С точки зрения уголовного права, Московская судебная палата являлась апелляционной инстанцией для дел, рассмотренных окружными судами без участия присяжных. По первой ступени она принимала дела о государственных и должностных преступлениях, а также, в распорядительных заседаниях, прошения об изменении обвиняемым меры пресечения.

К примеру, вот только что Жданов и Мандельштам покинули утреннее заседание, на котором рассматривалось прошение их подзащитного, содержащегося в Московской губернской тюрьме, об изменении принятой против него меры пресечения.

— Шутить изволите-с? — недоверчиво сдвинул густые брови Михаил Львович.

— Отнюдь нет! — Жданов процитировал по памяти, с переменным успехом пытаясь воспроизвести не только интонации, но и мимику своего спутника: «Пожелаете ли вы опять усиленной репрессией выбросить реку из ее берегов? Взгляните на Волгу. Как мирно катит она свои могучие волны! Но попробуйте запрудить ее. Река вырвется из своего естественного русла…»

— Ах, да толку-то что из того, сударь мой? — тяжело вздохнул присяжный поверенный Михаил Мандельштам, от громогласных и негодующих речей которого, как неоднократно писали судебные репортеры, дрожала не только его собственная фигура, но даже скамейки и стены в судах. — Все у них заранее решено было, как бы мы ни старались…

Палата сегодня действительно после недолгого совещания определила: прошение обвиняемого оставить без последствий. И как раз в этом-то не было ничего необычного. Исключением из правила скорее следовало считать те политические дела и процессы, в которых адвокатам удавалось, хотя бы в некоторой степени, облегчить судьбу своих подзащитных или смягчить судебный приговор.

— Да, но как же дело Ременниковой, например? — напомнил Владимир Анатольевич своему коллеге как раз о таком исключительном случае.

Немногим более двух лет назад на процессе по делу Боевой организации эсеров в Петербургском военно-окружном суде присяжный поверенный Мандельштам столь убедительно опроверг обвинение своей подзащитной, построенное лишь на провокации и оговоре, что добился для нее редкого по мягкости приговора: три месяца ареста. В то время как всем остальным подсудимым приговоры были вынесены либо смертные, либо каторжные.

— Во всяком случае, — в очередной раз вздохнул Михаил Львович, — исполнить всегда удается значительно меньше, чем нам бы хотелось… — он немного посторонился возле Спасских ворот, пропуская карету тюремного ведомства, которую сопровождала пара конных жандармов. — Кстати, Владимир Анатольевич, я хотел бы поблагодарить вас за сегодняшнее выступление. После проделанного вами анализа документов, представленных товарищем прокурора, у него было такое выражение физиономии, будто черти ему в панталоны горячих угольев насыпали! Порядочный человек на месте этого господина непременно бы застрелился.

— Ну, где же вы теперь среди них порядочных-то увидите…

На Красной площади коллеги распрощались. Жданову надо было зачем-то пораньше домой, а Михаил Львович собирался сегодня же вечером ехать в столицу, на очередную премьеру к своей знаменитой супруге, драматической актрисе Ольге Голубевой.

— Передавайте от всех нас поклон очаровательной Ольге Александровне! — попросил Жданов.

— Непременно, с большим удовольствием, — улыбнулся в ответ Мандельштам, пожимая протянутую на прощание руку. — И вы тоже кланяйтесь Надежде Николаевне, наши самые искренние пожелания всему вашему дружному семейству!

— Они с детьми сейчас выехали на дачу.

— Ох, завидую… вы, конечно же, к ним на выходные собираетесь?

— Вы забыли, наверное? У меня ведь процесс начинается в Севастополе.

— Ах, ну да… Ладно-ладно, всего наилучшего!

…Порядочный человек никогда не отказывается помочь старинному приятелю, если тот оказался в беде. Даже если их политические воззрения и методы революционной борьбы имеют с некоторых пор принципиальные различия.

— Владимир Анатольевич?

— Что вам угодно?

Возвратившись домой из Московской судебной палаты, присяжный поверенный Жданов отпустил прислугу и теперь сам должен был открывать дверь в квартиру. Впрочем, сделал он это не сразу — с тех пор как минувшей весной черносотенцы совершили подряд сразу несколько нападений на журналистов и адвокатов, людям демократических взглядов следовало соблюдать определенные меры предосторожности.