— Меня просили передать привет из Крыма, от Бориса Викторовича.
— С кем имею честь?
Сосредоточенный юноша, переодетый приказчиком, назвал Жданову какое-то придуманное имя и произнес пароль.
— Проходите… — пригласил хозяин дома.
Владимир Анатольевич познакомился с Борисом Савинковым несколько лет назад, еще во время вологодской ссылки — когда тот числился секретарем консультации присяжных поверенных при Вологодском окружном суде. Отец Бориса был когда-то уволен из прокуратуры за либеральные взгляды и умер в психиатрической лечебнице; старший брат Александр, социал-демократ, попал в ссылку в Сибирь, где покончил с собой.
Сам Борис Савинков учился в варшавской гимназии в одно время с легендарным Иваном Каляевым. Затем поступил в Петербургский университет, из которого был исключен за участие в студенческих беспорядках. Некоторое время повышал образование в Германии, а уже в девяносто седьмом впервые попал под арест за революционную деятельность. Спустя два года Савинков был опять схвачен по делу социал-демократических групп «Социалист» и «Рабочее знамя», но вскоре освобожден. Женился на Вере Глебовне Успенской, дочери знаменитого писателя, завел двоих детей, однако от подпольной работы не отошел. Печатался в газете «Рабочая мысль», сотрудничал с группой пропагандистов в «Петербургском союзе борьбы за освобождение рабочего класса», за что снова был арестован — и на этот раз по суду выслан в Вологду.
В июне тысяча девятьсот третьего года, уже после того как у Владимира Анатольевича окончился срок ссылки, Борис Савинков бежал в Женеву, где не просто вступил в партию социалистов-революционеров, но и вошел в состав ее Боевой организации.
За короткое время он успел принять участие в подготовке и осуществлении самых громких террористических актов на территории России. Таких, как убийство министра внутренних дел Плеве, убийство великого князя Сергея Александровича, неудавшиеся покушения на министра внутренних дел Дурново и на московского генерал-губернатора Дубасова… В двадцать семь лет Борис Викторович Савинков уже становится правой рукой Азефа, руководителя Боевой организации, а после разоблачения последнего как провокатора — руководителем эсеровских боевиков. В конце концов сотрудникам царской охранки все же удалось арестовать Савинкова и предъявить ему обвинение в покушении на коменданта Севастопольской крепости генерал-лейтенанта Неплюева, а также в подготовке убийства командующего Черноморским флотом адмирала Чухнина. Перед новым лидером эсеровских боевиков вполне отчетливо замаячила перспектива примерить на себя «столыпинский галстук»…
Защиту отчаянного террориста Савинкова в суде принял на себя присяжный поверенный Жданов. Уговаривать Владимира Анатольевича не пришлось. Мало того, что процесс этот неминуемо должен был оказаться в самом центре внимания читающей русской публики, — чего уж тут скрывать, участие в нем адвокатов очень щедро оплачивалось социалистами-революционерами из их партийной кассы.
— Когда вы возвращаетесь в Севастополь?
— Завтра утром, на поезде.
От еды и от чая переодетый приказчиком юноша отказался. В комнаты проходить он тоже не стал и предпочел сесть на кухне, напротив холодной печи.
— Затяните начало процесса хотя бы до середины июля. Заявите какие-нибудь ходатайства, что-то придумайте, чтобы дело оказалось отложено…
— Зачем? — позволил себе поинтересоваться хозяин квартиры.
— Нам нужно время на подкуп тюремщиков и подготовку побега.
— Вот даже как?
— Борис Викторович полагается на вас больше, чем на остальных адвокатов, — сообщил гость многозначительно и торжественно. — Вы ведь уже не один раз оказывали нашей боевой организации услуги в Москве.
— Очень лестно. Такое доверие…
Не услышать глубокой иронии в голосе Жданова было почти невозможно. Однако, судя по всему, сосредоточенному юноше это удалось.
— Да, и вот еще что. — Он достал откуда-то из-под жилетки обычную ученическую тетрадь, завернутую в кусок полотна. — Тут два новых рассказа Бориса Викторовича. Он написал их в тюрьме и просил через вас разместить их в каком-нибудь прогрессивном журнале…
— Разумеется, под псевдонимом?
— Да, на ваше усмотрение.
Вообще-то Владимир Анатольевич не был в восторге от литературного творчества Бориса Савинкова. Помнится, года три назад ему довелось прочитать небольшую новеллу «В сумерках», главным героем которой являлся некий революционер, испытывающий глубокое отвращение к своей деятельности и ощущающий греховность убийства. Новелла тогда не произвела на Жданова особого впечатления, однако отказать человеку, ожидающему смертного приговора, было бы неприлично:
— Хорошо. Я попытаюсь.
Уже собираясь покинуть квартиру, в прихожей, гость поинтересовался:
— Вы слышали про Дору Бриллиант?
Имя верной соратницы Савинкова было знакомо Владимиру Анатольевичу.