Адвокат революции

— Владимир Анатольевич, а вы прочитали Выборгское воззвание? — сорокалетний, с густыми усами и с гривой черных волос, уже немного тронутых сединой, присяжный поверенный Михаил Мандельштам выглядел старше и представительнее своего спутника.

— Да, имел удовольствие… — кивнул его коллега Жданов. Девятого июля депутаты, пришедшие на заседание, обнаружили запертые двери таврического дворца, а рядом был прикреплен Манифест государя о роспуске Думы. Часть депутатов, примерно двести человек, большинство из которых составили кадеты и «трудовики», с подобным оборотом событий не примирилась и организованно выехала в город Выборг, расположенный неподалеку от столицы, на территории Княжества Финляндского. Там депутаты приняли воззвание «Народу от народных представителей», в котором говорилось о том, что правительство не имеет права без согласия народного представительства ни собирать с населения налоги, ни призывать это самое население на военную службу. И поэтому Выборгское воззвание призывало народ к гражданскому неповиновению: ни рубля в казну, ни единого рекрута в армию! Особого отклика в массах это воззвание, впрочем, не вызвало, зато все, кто его подписал, получили по три месяца заключения и пожизненное лишение избирательных прав.

— Простите, дорогой мой Михаил Львович, но никакого иного исхода этой затеи и не следовало ожидать, — по поводу выборов в первую Государственную думу присяжный поверенный Жданов стоял на позициях принципиального бойкота, которые занимали большевики. — План правительства и состоял как раз в том, чтобы опереться на либеральную буржуазию, а также на сравнительно многочисленное представительство от крестьян. А затем, используя монархические иллюзии крестьянства, направить его против пролетариата. В сущности, ваша Дума оказалась лишь попыткой свернуть Россию с революционного пути в сторону неких декоративных реформ, поэтому она изначально была обречена на поражение.

— Ах да, Владимир Анатольевич, совсем забыл! Вы же у нас теперь социал-демократ, последователь господина Ульянова… — снисходительно покачал головой Мандельштам.

— И что же в этом дурного, по-вашему?

— Пока ничего…

Сам-то Мандельштам еще с минувшего октября, с опубликования царского манифеста, без каких-либо внутренних колебаний вступил в конституционно-демократическую партию. И достаточно скоро, благодаря артистическому темпераменту и профессиональным навыкам судебного оратора, стал одним из членов ее центрального комитета.

— Чудесная погода, — заметил Владимир Анатольевич, желая переменить щекотливую тему.

Присяжные поверенные как раз в этот момент вышли из здания московских Судебных установлений, чтобы направиться к выходу из Кремля.

— Да, пожалуй, — с охотой отозвался его коллега.

Летний день и действительно выдался приятным, не жарким; солнечные лучи отражались от великолепного купола здания, украшенного короной и лаконичной надписью «Закон». К сожалению, спустя сорок лет после судебной реформы из учреждения, излюбленного властями, сосредоточившего на себе самые дорогие чаяния народа и общества, суд Российской империи перешел в разряд институтов скорее терпимых, чем обязательных…

— Ах, пустая голова! Чуть было не запамятовал… — присяжный поверенный Мандельштам остановился и сделал несколько шагов назад, к двери, возле которой вывешивались списки дел, назначенных на ближайшие даты. — У меня по кассационной инстанции жалобу подавали помощники, надо бы посмотреть…

— Да сделайте милость, Михаил Львович, — улыбнулся Жданов, раскланиваясь со знакомым секретарем судебного присутствия.

— Один момент, буквально! — Мандельштам поискал глазами нужную запись.

Во вторник для слушания в заседании по второму гражданскому департаменту было назначено несколько жалоб. По иску некоего А. Измайлова к Управлению железной дороги — о взыскании четырехсот рублей; по иску Московской городской управы — о сносе самовольных построек к домовладельцам М. Езупову, А. Пименову, А. Монастырской; по иску В. Шервуд и А. Топильской — о взыскании ста семнадцати рублей сорока двух копеек с Тверского акционерного управления.

— Нет, что-то не нахожу, — сокрушенно вздохнул Мандельштам.

— Ну, значит, не расписали еще, — успокоил Владимир Анатольевич коллегу.

Сам Жданов гражданских процессов не то чтобы не любил — если можно так выразиться, он их не «чувствовал» и от участия в подобных делах по возможности уклонялся. Тем более что в последние годы защита именно по уголовным делам обеспечивала Владимиру Анатольевичу известность в определенных кругах и вполне приличный уровень доходов.

— Ладно, пойдемте. Потом пришлю кого-нибудь из молодых, пускай посмотрят в канцелярии… — Михаил Львович переложил портфель в правую руку, левой рукой подхватил под локоть Жданова, и коллеги направились дальше.