Адвокатский калейдоскоп

В современных условиях, когда в судах царствует обвинительный уклон, а из адвокатов пытаются сделать декоративное украшение к инквизиционному судопроизводству, сложно предписывать защитникам суперкорректное поведение в ответ на издевательство над законом и здравым смыслом.

Именно по этой причине все чаще встречаются экстравагантные способы доведения до судебных инстанций своего мнения, поскольку традиционная форма изложения желаемых (а главное — законных) результатов не приносит. Так, один из московских адвокатов некоторое время назад изложил свою позицию по делу в стихотворной форме и потом признавался, что это был едва ли не единственный случай в практике, когда члены судебной коллегии его внимательно выслушали.

В январе 2008 г. Московский городской суд отменил обвинительный приговор районного суда по жалобе адвоката О-ш, но при этом в адрес АП г. Москвы еще ранее поступило частное определение с требованием наказать ее за неуважение к суду. Как оказалось, в первоначальном варианте кассационной жалобы О-ш в числе прочего широко использовала нелитературные выражения, в вульгарной форме обозначающие продукты человеческой жизнедеятельности («не излучать дерьма больше, чем есть внутри»), а также совокупный комплекс ягодичных мышц («секретарь Г., крутившая ж…ой перед всеми подсудимыми»). Адвокатесса объяснила свои действия эмоциональным стрессом и шоком, вызванным неправовым разрешением уголовного дела, а также наследственной артистичностью, передавшейся ей от родителей. Несмотря на это, Совет АП г. Москвы привлек О-ш к дисциплинарной ответственности.

В то же время мы полагаем, что при наличии оснований защита вправе оперировать достаточно жесткими выражениями в составляемых процессуальных документах. Так, только в одном заявлении об отводе судьи Хамовнического суда В. Данилкина, рассматривавшего дело по обвинению М. Ходорковского (*) и П. Лебедева, оглашенном на процессе в июле 2010 г., были использованы такие определения, как «цинично-абсурдное, безмотивное и систематическое отторжение всего доказательственного материала, собранного адвокатами», «издевательский по отношению к закону и нашим подзащитным характер действий председательствующего». Говорилось также, что судья «руководствуется какими-то иными порядками и нормами — например, времен инквизиции и средневекового варварства либо времен сталинских репрессий, участие в которых покрыло несмываемым позором многих судей и прокуроров». Констатировалось, что «гремучая смесь революционной ненависти и карьеризма предопределяет по настоящему делу позицию стороны обвинения, а вслед за ней — и суда».

Насколько обоснованны были такие выражения, судить в первую очередь тому, кто присутствовал на процессах над М. Ходорковским(*) и П. Лебедевым и наблюдал за тем, что иначе как судебную вакханалию сложно охарактеризовать. Кстати, никаких претензий по поводу формулировок, содержащихся в вышеприведенном заявлении об отводе, подписанном всеми участвовавшими в деле защитниками, не поступало.

По нашему глубокому убеждению, следует различать институциональное уважительное отношение к судебной власти и уважение к конкретному судье, которое следует рассматривать как опровержимую презумпцию.

Совсем недавно, в марте этого года, квалификационная комиссия АП г. Москвы в своем заключении, вынесенном в ответ на обращение судьи Тимирязевского суда г. Москвы, изложила позицию, где было определено: «Практика адвокатской деятельности свидетельствует о том, что заявление отвода судьям, как правило, является последним доступным процессуальным механизмом защиты прав и законных интересов доверителей в судебном разбирательстве. Использование такого механизма означает утрату доверия к субъекту, принимающему самые значимые для подсудимого процессуальные решения в уголовном судопроизводстве». Надо ли говорить, что с утратой доверия у защитника теряется и имманентная уважительность к конкретному судье (судьям).

При этом в зависимости от степени несоблюдения судьей регламентированного законом порядка отправления правосудия и конкретной ситуации оценка его поведения может быть изложена не только в отводе, но еще и в возражениях на действия председательствующего, заявлении, ходатайстве. В этих случаях для таких процессуальных документов вполне допустим «повышенный градус накала» при изложении доводов, обосновывающих порочность поступков и решений суда. И измерять этот градус в каждом определенном случае предстоит в прогностическом плане — экспериментатору-защитнику, в применении к самому себе — участнику разбирательства, почувствовавшему себя уязвленным, в конечном счете — представителям адвокатского сообщества, уполномоченным на ведение дисциплинарного производства.

5. Что в итоге?