Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

Ромка больше не чувствовал оставшуюся под яблоней Юльку. Может, она уснула? Или… умерла? Или — ушла обратно, туда, откуда пришла? Что происходит с душой, от которой отказались — оставили ее плакать одну, в темноте… что?

— Что теперь будет? Если отказаться от своей души ради… ради другого человека?..

— Если ты меня спрашиваешь, что происходит с Ангелом, который отказался от своей души… Кем он становится тогда… Я не знаю, Рома.

* * *

Ромка снова летел к Эдему. Эдему, которого еще не было.

Только теперь крепкие руки гор Альберта не удерживали Ромкины плечи. Теперь рядом была Юлька.

Острые точки звезд, насквозь проткнувшие черноту, отражались в Юлькиных восторженных глазах, сияли и кружились, вспыхивая тысячами солнц. Юлька похудела — скулы заострились, а глаза будто стали больше и темнее. Болезнь съедала ее изнутри, медленно и беспощадно. «Это пустяки, — почему-то уверенно подумал Ромка. — ТАМ она поправится — так быстро, как захочет…»

— Это ведь все сон, Ром? Да?

Юлькина ладошка была такой хрупкой — страшно сжать сильнее и сделать больно и страшно выпустить — а потом не поймать.

— Помнишь, что я тебе говорил, Юль? Все будет совершенно так, как ты захочешь. Потом… потом ты можешь вспоминать это как сон. Или забыть. Как хочешь.

— Так просто. — Юлька улыбнулась.

— Просто, — согласился он. — Надо только понять, чего по-настоящему хочешь. Понимаешь, Юль, в прошлый раз… ну, раньше… было неправильно. Эдем нельзя подарить. Подаренный, он перестает быть Эдемом. Это… ну… как надеяться, что кто-то другой напишет картину, которую ты придумала, — и напишет совершенно так, как ты хочешь.

— Я боюсь, — призналась Юлька.

— Это просто, — повторил Ромка. — Когда ты придумала картину, она ведь уже есть, верно? Потом нужен только холст, краски… и руки…

Две ладони: одна широкая и загорелая, другая — узкая, с пятнышками красок на тонких пальцах — потянулись к темноте, мерцающей звездами.

— Совершенно так, как мы захотим? — неуверенно спросила Юлька.

— Совершенно, — подтвердил Ромка.

…Лоскут тьмы; пригоршня звезд; улыбка — рябь на воде; вздох — птичий пух облаков… покатать в ладонях, погладить, нашептать — темноты и света, звонкой зелени, шелестящей лазури… а потом выпустить из пальцев — яркий торопливый мячик, нетерпеливого птенца, стремящегося скорее лететь…

И, взявшись за руки, упасть в облака — пушистую пену над острыми резцами скал…

* * *

Юлька даже не обернулась, когда он подошел. Ромка запыхался, прыгая через провалы, заполненные черной водой, и балансируя на скользких кочках среди пушистого мха, который в любой момент мог прорваться в бездонную трясину. Розово-белые бабочки, взлетавшие из-под ног, казались особенно яркими на фоне черной воды. Юлька стояла в тени большого дерева. Дальше, в паре десятков шагов, с высокой, заслоняющей небо скалы срывался водопад. Небольшая речка, рожденная где-то высоко, в снежных изломах гор, выбирая свою, единственно верную дорогу среди скал, здесь срывалась вниз. Летела — несколько прекрасных, пронизанных солнцем секунд; насмерть разбивалась об острые камни и, рассмеявшись, бежала дальше. Еще более сильная, быстрая и уверенная. Совершенно такая, как на картине, рождающейся под кистью в Юлькиной руке.

— Еще пять минут! Не говори ничего! — крикнула Юлька — сквозь шум водопада, по-прежнему не оборачиваясь.

Ромка послушно ждал, следя за танцем кисти, обозначающей зыбкую полупрозрачную радугу в облаке серебристых брызг — там, где вода падала на камни.

— Ну, вот. — Юлька отступила на пару шагов. Отвела руку. Пальцы запачканы краской, даже на щеке — синее пятнышко. Глаза сияли — как вода, летящая сквозь солнце. Как небо, от высоты которого кружится голова. — Краски, правда, не очень. Ну, твой гор Альберт обещал в следующий раз со станции привезти…

Ромка молчал. Он не мог оторвать взгляд от Юлькиной картины. Задыхаясь, снова и снова падал со скалы — вместе с рекой, летел через солнце, распадался на сотни маленьких радуг, насмерть разбивался о камни и, беззаботно смеясь, скользил юрким серебристым потоком — вперед, за пределы холста.

«Я никогда так не смогу, — подумал он. — Никогда». И улыбнулся.

Юлька потянулась к ближайшей ветке, сорвала яблоко. Укусила, сморщилась.

— Кислое, — сообщила она, удивленно разглядывая золотое пятно на зеленом яблочном боку. — Ром, ну скажи, — что, получилось?

— Да, — ответил Ромка, даже не пытаясь удержать улыбку, растягивающую губы. — Еще как получилось!

Санкт-Петербург, Россия

Юрий Гриф Многоголосые мутанты

Пролог

Последнее воспоминание: серый трехметровый слизень поднимается на хвосте. Его массивное тело заслоняет красное вечернее солнце. Достаю кнут. Рассекаю воздух в надежде достать голову врага. Короткое щупальце перехватывает мое оружие и вырывает из рук. Падаю лицом на камни. Укол в спину. Боль. Темнота.

1. Людвиг

Надеюсь, сейчас я в больничном крыле, а не в поле. Тело парализовано. Вокруг тишина. В глазах густой туман.

— Очнулся? — спрашивает юношеский голос.