Пытаюсь ответить, но не могу. Губы не слушаются, звуки глохнут в груди, неощущаемая преграда не позволяет им добраться даже до горла. Глубокий вдох.
— Да, — с силой выдыхаю я.
— Хорошо, — говорит тот же голос. — Сейчас профессор Гильзин подойдет, он объяснит.
Знакомая фамилия. Не тот ли ученый, что предлагал контракт на случай травмы? Так. Без чего же я остался? И что он вместо этого приделал?
В глазах светлеет, но голова зафиксирована. Оглянуться не могу. Даже собственное тело от меня скрыто. Но вижу дверь и молодого медбрата.
В комнату входит невысокий человек в белом халате. Из-под шапочки выглядывают жиденькие рыжеватые волосы. Глубоко посаженные глаза бегло осматривают меня от ног до головы.
— В сознании? — спрашивает профессор.
Ассистент кивает.
— Фамилия, звание? — обращается Гильзин ко мне.
— Лейтенант Головарев, — слова даются легче, чем в первый раз.
— Отлично, лейтенант! — восклицает профессор.
— Не вижу ничего отличного.
— Во-первых, хорошо, что вы очнулись первым. А во-вторых, хорошо, что вы уже владеете своей частью лица.
— Что значит своей частью?
— Вы дали согласие на эксперимент, так?
— Д-да. Что со мной сделали?
— Вы остались без ног, — размеренным голосом продолжает Гильзин, — но вместо того, чтобы провести остаток жизни в инвалидном кресле, вы станете элитным солдатом. С чем вас и поздравляю, — улыбка озарила лицо профессора. — Нужно только проверить, как вы приживетесь.
Гильзин глубоко вздыхает и протирает шею платком. В палате, наверное, жарко. Я этого не чувствую.
— Не волнуйтесь, — продолжает он. — Я все объясню. Ноги мы вам сделали. Настоящие. Но не ваши. И управлять ими будете не вы, а тот человек, с которым вы теперь связаны этим телом. У него была повреждена голова. Мозг не задет, но все органы чувств, кроме глаза, были поражены. Поэтому вы будете компенсировать друг друга. — В голосе профессора слышен восторг. Он все больше распаляется, как будто читает речь с трибуны. — У вас же откроются дополнительные возможности, если вы с ним поладите и сможете работать в команде. Вам это уже приходилось делать. Это солдат Птицын из вашего отряда.
В памяти сразу же всплывают образ жены, дочки, родителей. Все те, ради кого я держу оружие. Кто ждет меня в подземке. Я теперь для них мертв. Они меня попросту не узнают. Остаток жизни я проведу с неплохим, но чужим мне человеком.
Гильзин не мешает моим размышлениям. То ли из осторожности, то ли из сочувствия он молча стоит, заложив руки за спину. Я все же беру себя в руки:
— Что за новые возможности?
Он, конечно же, ждал такого вопроса.
— Когда научитесь шевелить головой, сможете полюбоваться собой. Вы в полтора раза прибавили в росте. Это первое. Второе — у вас четыре руки. Две ваших и две Птицына. Также его целый глаз находится у вас на затылке. То есть для вас-то это затылок, а для него лицо. Полезно, не правда ли? Да еще спать можно по очереди, и в случае опасности легко друг друга будить. Хотя не знаю, насколько это будет легко. Вы первые, кто попал под этот эксперимент. Проблемы могут возникнуть с перемещением, потому что ноги-то его, а дорогу видите вы. Ну, когда начнете мыслить синхронно, эта проблема тоже отпадет. Только вот объяснять все это ему придется вам. Потому что он не может не только говорить с нами, но и слышать.
— Как же я ему тогда объясню?
— Я думаю, вы будете воспринимать мысли друг друга.
Это значит, мы будем знать друг о друге абсолютно все! А еще больше настораживает фраза «начнете мыслить синхронно». Похоже на то, что я — уже не я. Я — только часть какого-то сверхсущества, созданного искусственно.
Гильзин, помолчав немного, продолжает:
— Теперь о внутренних органах. Пищеварительная система ваша, потому что у вас только один рот, и это, наверное, к лучшему. — На лице Гильзина проскальзывает нерешительная усмешка. — Остальное дублировано. Так что в случае повреждения у вас будут и лишняя печень, и запасная пара почек, и дополнительное сердце с легкими, которые, кстати, позволят вам двигаться с меньшими усилиями и большее время, и еще много чего у вас есть в заначке, о чем вы вряд ли слышали, но со временем разберетесь. Анатомию вам теперь просто необходимо знать.
Теперь меня не так легко убить. А нужна мне такая жизнь или нет, никого не волнует. На войне как на войне.
— Если у вас на данный момент нет вопросов, я вас покину, — говорит профессор. — Отдыхайте, собирайтесь с мыслями, учитесь управлять новым телом. Импульсы все те же. Нервная система не нарушена. Когда очнется Птицын, сообщите медбрату.
Я обращаю внимание на медбрата. Тот неотрывно смотрит на Гильзина. Похоже, знает не намного больше меня.
Может, все не так плохо. В конце концов, я мог вообще не выжить. А вот кем лучше быть: калекой, или подопытным кроликом — я не знаю. С этой мыслью я уснул.
Проснулся я оттого, что почувствовал панику.
В голове путаются мысли, вроде того: «где я?», «что со мной?», «что за ерунда?». Все ясно. Птицын проснулся.
— Спокойно, солдат, — говорю я. Мысленно, конечно, не вслух.