Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

После выхода из декретного отпуска Алина закончила университет с красным дипломом и получила также вторую специальность педагога. По этой специальности она и продолжает работать, несмотря на периодические предложения брата все бросить и перейти в его компанию, ставшую крупным оператором мобильной связи. Коллеги поражаются ее самоотверженности, работоспособности и вере в успех самых, казалось бы, безнадежных дел. Ее дочери Светлане исполнилось восемь лет, и у нее есть две заветные мечты: стать балериной и выпросить у мамы собаку породы бобтейл.

Сосед Вовка сменил страсть к видеофильмам на фанатичное увлечение компьютерными играми, а потом, на удивление всем знакомым, организовал с несколькими приятелями одну из первых отечественных компаний по их производству. В настоящий момент Алина подбивает его на выпуск мультимедийного образовательного проекта для детей, и это получается у нее довольно успешно.

Алина никому не рассказывала о событиях, произошедших с ней одним очень жарким летом, перевернувшим всю ее жизнь. Ни одного лога, фиксирующего эти беседы, или иного подтверждения их подлинности она впоследствии не нашла.

Май больше не выходил на связь, хотя старый 386-й компьютер так и стоит на прежнем месте, готовый в любой момент к работе.

В прессе то и дело появляются сообщения о новых достижениях в исследованиях проблемы увеличения срока человеческой жизни.

Москва, Россия

Юрий Максимов Мата

С Матой мы познакомились в Мавритании. Нам продал ее отец.

Где-то после трех, когда зной идет на убыль, я проходил по замызганной улочке Нуакшота, озираясь в поисках аптеки или чего-то подобного. Катя в это время мучилась от мигрени, лежа в апартаментах.

Я брел по пустой улице, слева изредка громыхали доисторического вида машины, справа тянулись лавки, да все не те. Но вот из очередной вынырнул сморщенный чернокожий старик, в засаленном халате и с белой бородкой.

— Здравствуй-здравствуй! — пробормотал он на английском. — Заходи, купи, все есть.

— Обезболивающее есть? — громко спросил я на случай, если старик глуховат. — Чтобы боли не было, понимаешь? Голова у моей жены болит, понимаешь? — Для верности я ткнул пальцем в свою бейсболку и по инерции добавил: — Жена, понимаешь?

— Заходи-заходи. — Он схватил меня за рукав и увлек в темноту лавки, приговаривая: — Все есть, все.

Мы оказались в крохотной комнатке с пыльными окнами. Старик усадил меня на резную лавку и скрылся за внутренней дверью, пробормотав: «одна минута». Я смотрел на выцветшие ткани, развешанные по стенам, и все крепче осознавал, что обезболивающим здесь и не пахнет, а просто очередной торговец открыл охоту на редкого в этих краях иностранца.

И теперь мне предстоит минут десять отбиваться от навязчивых предложений купить «кароший ткан». Подмывало просто встать и уйти, я даже почти решился, но… выходить из прохладной каморки на солнцепек, вонь и загаженный асфальт… «Ничего, посижу немножко», — подумал я.

Много раз потом об этом пожалел.

Старик действительно вернулся через минуту, ведя за собой… ну, по нашим меркам еще ребенка, а по мавританским — вполне годную на выданье девушку лет пятнадцати. Серое платье до пола, платок обрамляет симпатичное смуглое личико. Мавританцы делятся на «белых» мавров — чистых арабов, «черных» мавров — берберов, смешавшихся с неграми, и собственно негров. Но цвет кожи девочки был куда светлее, чем даже у чистых арабов. Вполне европейская «белокожесть», при совершенно восточных чертах лица. На редкость интересное сочетание.