Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

Внезапно Олег почувствовал нестерпимый зуд в тех местах, что соприкоснулись с кожей противника. Сорняк стоял и нагло ухмылялся. Только теперь Дегтярев понял, что салатовый цвет коже Сорняка придавала слизь, покрывавшая его тело.

В этот самый миг ладонь бойца превратилась во что-то острое, похожее на узкий лист какого-то растения.

Сколько мог, Нейро уворачивался от этого кинжала, но Сорняку все-таки удалось поцарапать бедро Олега, после чего он сразу же откатился назад.

Дегтярев нанес локтевой удар в голову, ухитрившись не получить ничего взамен.

Олег также припас несколько сюрпризов для своих соперников. Он пристально посмотрел на Сорняка, ловя его взгляд, и как только ему это удалось, Дегтярев стал подавлять волю противника. Сорняк сопротивлялся как мог — вены под зеленоватой и немного люминесцирующей кожей набухли, жилка на виске приобрела сиреневатый оттенок, часто запульсировав.

Вдруг на Олега навалилась усталость — слабость приятными, теплыми волнами шла от небольшого пореза на бедре, наполняя мышцы свинцовой тяжестью. В то же время более-менее оправился соперник Олега, присев на паркет и потирая виски.

Дегтярев понял, что если он сейчас не нанесет смертельный удар, то позже сделать это уже не удастся.

Разбежавшись и из последних сил оттолкнувшись от паркета, Нейро в пируэте взлетел над полированной поверхностью, рассекая воздух.

Удар пришелся Сорняку в голову — Дегтярев еще успел почувствовать, как с сухим треском подались под пяткой кости черепа…

Он вновь был в подводной ячейке Леси, где-то у балтийского побережья. Голова раскалывалась, рвотный ком подступал к горлу.

Над белым как мел Олегом склонилось полное лицо в узеньких очках и с почти братской добротой в еще более узких глазах.

— Чен, ты че, обалдел?! Кретин, существует двадцатипроцентная вероятность того, что человек свихнется, если его вырвать из виртуальности, просто содрав мнемоюсты!

— Угостишь чаем? — спокойно спросил Чен, и что-то в этом спокойствии очень насторожило Олега. Что-то колючее и холодное. — Да ты не вставай, я сам все сделаю.

Попытавшись встать, Дегтярев почти не удивился тому, что не может и пальцем пошевелить, хотя связан он не был.

— Мы ввели паралитик, — сказал Чен, уже стоявший с кружкой горячего чая. — Так ты вряд ли сможешь выкинуть какой-нибудь фокус. Не волнуйся, — китаец отхлебнул из кружки, — никаких побочных эффектов, кроме слабости и головокружения, не предвидится. — Улыбка Чена лучилась искренностью, добротой и заботой о небезразличном ему человеке. — Триада всегда умела производить качественные… хм… лекарства. — Озорной блеск в глазах. — Сам посуди, мыслить и говорить ты в состоянии.

— Что вам нужно?

— Ты, парень. Во-первых, ты изобрел очень дешевый препарат, на котором можно очень достойно заработать, хоть какое-то время оставаясь если не монополистом, то хотя бы наиболее крупным производителем и распространителем. Данные ты на компьютере не сохранил. Такие дела.

— А во-вторых?

— А во-вторых, ты знаешь, где находится лаборатория. Кто-то посторонний может проникнуть в нее с твоей помощью. Мы этого не хотим.

— Так что, со мной все ясно?

— Ничего личного, пойми, — Чен произнес это с легким налетом грусти в голосе. — Из чисто экономических соображений. Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что лучше устранить одного-единственного человека, нежели устранять целую лабораторию. Оборудование, переезд персонала вместе с семьями… Просто так дешевле.

«Господи! — подумал Олег. — Он с таким спокойствием выносит мне приговор — интересно, скольких людей Чен вот так, в своей неторопливой манере, убеждал, приводя те или иные доводы в пользу того, что их смерть необходима?»

И что самое интересное, сам Олег не испытывал ни малейшей толики страха. Он предполагал, что перед смертью человек либо бьется в истерике, оглашая своим почти утратившим человеческое воем, либо, если он достаточно упрям для того, чтобы бороться, он буквально выгрызает каждый миг своего существования, либо, наоборот, — такое часто случается с неизлечимо больными — утрачивает всякую надежду на жизнь, укутываясь в пелену апатии и безразличия.

Еще Дегтярев читал, что перед смертью перед глазами умирающего пролетает вся его жизнь, со взлетами и падениями, успехами и неудачами, любовью и ненавистью…

С ним, однако, ничего подобного не происходило; вот она смерть, на этот раз принявшая немного странный, слегка комичный образ круглолицего толстоватого очкарика с кружкой чая в руках, — и ничего! Дегтярев спокоен, как сто тысяч мамонтов. И никаких картинок из прожитого, даже никаких воспоминаний. Вообще ничего, кроме горстки совершенно глупых мыслей: «Может, я какой-нибудь ненормальный? Может, я не совсем обычный человек? Точно! Я гений! Ведь сумел же изобрести совершенно новый наркотик. И из чего? Из помоев фармацевтики! Вот только на жизнь это не обменять. Даже на такую никчемную».

— А чего ради триада до сих пор меня не ликвидировала?

Услышав этот вопрос, Чен печально посмотрел на Олега, вздохнул и произнес: