Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

Числа сякого-то, месяца вырвеня. «Чем более рассуждаю о сотяготении, тем более испытываю стыдного разочарования. Уж впору сказать: братья, стойте! Схаменитесь, бессмысленные, на что восстали! Что вам эти сермяжники дались? Ошую их за рабочий материал мыслите, одесную воспеваете — дескать, колосса создадим! Великодушника! Тщета это, тщета горькая, и проклинаю сам себя, что под росписью сего безумства свою руку приложил».

Так. Опять месяц вырвень. Сплошные сминции, аккомодации, Ингерманландово счисление и прочая тарабарщина. Пропустим. Ага, вот месяц сажень начался. Интересно, как это у них — сначала вырвень, потом сажень. Наоборот бы я еще понял, хотя… наверное, ошибаюсь. Поверхностная, так сказать, аналогия. Что там у него, в этом сажене: «…утвердили и наметили к исполнению. Теперь ничего не отменить. Брат Бартер оставил все, на что прежде полагался, получил три хутора сермяжников и одну плавильню для опытов. Я его почти не вижу. Зашед к Ворону, обнаружил Гая тоскливо почитающим Субботу. В сильной горловой жабе говорить брат не мог, а писать запрещает Закон. Так что он только воздевал очи горе и теребил талескотон. Но очи эти исполнили меня столь сильно тревогою, что заутре первым делом к нему наведаюсь».

Наведался. Вот что пишет: «…принес с собою настойку чучулы. Спасибо старику шабу, не забывает меня, всякий раз с оказией что-нибудь пришлет от даров сельвы. Ворон выпил дозу в изюмном вине, прослезился и спустя краткое время обрел сызнова голос. И что же? Оказалось, давеча, в пятницу, в самый канун священного дня, явился к нему Бартер, взволнованный крайне. Горько упрекал он Ворона в неправильных расчетах, дескать, сверхтонкие поля им просчитаны по Лазарю, а следовало — по Септию, Луке и Магнусу. От чего сотяготительные силы вышли пропорциональны не второй степени мощности, а имели экспонент три с половиною. „Уроды! Уроды!“ — горько восклицал Ерема, то ли детищ своих разумея, то ли нас с Вороном. Я и то был, конечно, огорчен, а брат Ворон, по вспыльчивости характера, принялся тогда орать на Бартера, доказывая ему с мелом в руках и пеною на устах, что не в Лазаре дело, а в том, что Магнус был невежею, Лука из Фаленты — прелюбодеем, а Септий Анкор — его полюбовником. Может, и был — давнее то дело, только вот голоса брат Ворон лишился, а доказать ничего не доказал. Разумеется, касательно экспонента».