Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

— Ну, тогда, может быть — и нет. Определенно… я видел его. Я не могу вспомнить где, так что не торопитесь благодарить. Но я вспомню. Для этого мне нужно поднять наброски. Завтра, скажем, после шести…

— Завтра ее тут не будет, — вмешался я. — Катерина, пойдем потанцуем.

— Пойдем, — неожиданно вспорхнула она. — Гутан, я приду к вам завтра. В семь часов — не рано? Куда?

— В «Бережливый Опоссум», комната тридцать. Знаете, где это?

— Найду. Постарайтесь, Гутан, милый! Это очень важно.

— Я вспомню. Прощайте до завтра, Катерина.

Шоу окончилось. Оркестр разливался в томном ритме. Я повел ее в танце.

— Что значит — меня завтра не будет? Что ты нес?

— Не будет. Потому что я тебе сам куплю билет и усажу в самолет.

— Не смеши. С какой стати?!

— Потому что у тебя лихорадка. Тебе, наверное, не сделали прививок, а тут полно комаров. Ты бредишь, Катерина.

— Замолчи. Тебя это не касается. Кто ты вообще такой, чтобы мне тебя слушать?

— А кто такой этот тип на фото? Может быть, его и не существует вовсе. Квиах…

— С ней я об этом разговаривала, — Катерина невинным движением переплела свои и мои пальцы, и так их стиснула, что я света не взвидел, — и мадам рассказала, что на мальчика она запала в переулочке недалеко от Кухум Вица. Он, видите ли, выходил из булочной. С маисовыми лепешками. Мадам пригласила его пропустить рюмочку под свежий хлеб… и то-се. To-се он вежливо отверг, как я поняла, а сняться согласился. При условии, что его не будут расспрашивать и заносить в анкеты и картотеки. Бедная Квиах согласилась, надеясь все-таки… но не сладилось. И теперь осталась с прекрасными снимками, которые никуда не может предложить, потому что модель, видите ли, не зарегистрированная и никто не хочет потом, в случае чего, возиться с копирайтом. Так что этот человек существует. И я его найду.

— И ты решила, что он, конечно, гомик? Из-за Квиах?

Она отстранилась от меня, насколько позволял танец.

— Не «гомик», а «гей». Вульгарщина тебе совсем не к лицу.

— Хоть горшком назови… Но, может, намекнешь хотя бы, в чем суть?

— Не понимаю, почему тебя это так волнует… Это касается только меня.

— Еще бы!. Ты из-за него изводишься, что-то он для тебя значит, хоть и… э-э… гей.

— Вот то-то и оно, — сказала Катерина жестко. — То-то и оно.

…Ей, конечно, не повезло от меня отделаться. Я уже стоял в дверях «Опоссума», когда она вышла из такси.

— Артем, это как понять?

— Так и понимай, — я был полон мрачной решимости никуда ее не пустить.

— Я не ребенок.

— Растлители малолетних тоже не тут живут. Катерина, тебе не стоит туда ходить. Хочешь попасть жертвой в отчет о групповом изнасиловании?

— Кстати — ты и напишешь. Случалось уже?

— Я знаю это место. Здесь тебе нельзя оставаться.

— Перестань. Дай пройти. Гутан ждет.

— Нет.

— Ты сумасшедший дурак. Хочешь, чтобы я с тобой подралась?

— Ладно. Иди. Ты еще безумнее. Но я пойду с тобой.

— Ты? И не боишься быть массово изнасилованным?

Вот это женщина! Я не выдержал и усмехнулся.

— Я их знаю, говорю же. Это обычная сволочь. Так что будь умницей и не захлопывай передо мной дверь.

Все-таки мы вошли вместе. Если уж я не мог помешать ее поискам, хотя бы буду знать, куда ее заведет разговор с калекой. «Опоссум» был обыкновенная гнусная ночлежка, но Катерина держалась как ни в чем ни бывало. Неприятно, конечно, когда некто в рваных на попе джинсах чего-то там моет в ржавой раковине, а другому некту сил не хватило заползти в свою комнатенку, так на пороге и лежит, и приходится через него переступать. Но на нас, к счастью, внимания не обратили. Типчик в джинсах застегнулся и пошлепал на балкон — курить.

— Ну? Вот тридцатый…

Катерина постучала. Ойлянин отозвался рокочуще: «Входите, не заперто…»

— Это я, Катерина.

— Рад, рад! Сейчас выйду!