Аэрофобия 7А

— Нет. Я хочу показать вам, что значит, когда мать теряет своего ребенка после рождения. Это ужасно, знаю. Но я не вижу другой возможности. Я испробовал все. Петиции, демонстрации, Ютьюб и Фейсбук. Но в этом шумном мире слышат только того, кто кричит громче других. Сколько видео я уже опубликовал? Коровы, которые целыми днями зовут своих телят. А бедные маленькие создания, привязанные в крошечном стойле, плачут и ищут свою мать. Лишь для того, чтобы она, всю жизнь подсоединенная к доильному аппарату, вела жалкое существование, пока ее электрошокерами не загонят в грузовик для перевозки скота. Только если открытые раны и лопнувшие кишки отпугивали даже самого жадного мясного барона и он отказывался пустить еще дышащее животное даже на дешевую колбасу, — тогда тушу бросали в эту шахту.

Во время этого монолога Франца Неле почти забыла о болях внизу живота. Страх, вызванный его подспудной угрозой, подчинил себе все ее чувства.

— Вы хотите отнять у меня ребенка? После рождения?

— Я должен это сделать! — крикнул он одновременно грустно и уверенно. — Видео вашей боли от потери привлечет в миллион раз больше внимания, чем тысячи фильмов об ужасном положении в молочном производстве, уже опубликованных PETA[10] и другими организациями, которые ведут борьбу за права животных. Поймите же вы! Мало кто знает, как добывается молоко, которое мы наливаем в утренний кофе или добавляем в мюсли. Многие даже верят лживой рекламе, что телята остаются с матерями в хлеву, но это невозможно. Дойная корова никого к себе не подпустит, если рядом ее теленок. Она будет защищать его и лягаться. Поэтому телят забирают. И именно поэтому я все это делаю. После моего видео каждый узнает, каково это — отнять у матери ребенка ради глотка молока. Лишь ради собственного удовольствия.

В начале его речи Неле потрясенно закрыла лицо руками и подумала, что бесполезно апеллировать к разуму этого сумасшедшего. Но во время монолога ей в голову пришла идея. Она никак не прокомментировала слова Франца. И лишь когда он поинтересовался, все ли она поняла, тихо ответила, следуя своей новой стратегии выживания:

— Я еще никогда об этом не думала. Но мне кажется…

— Что?

— Да, мне кажется, сейчас я понимаю тебя, — сказала Неле, и это была правда.

В своем сумасшествии — и это хорошая новость — Франц следовал внутренней логике. Что означало: он действовал рационально и предсказуемо. То, чему он подвергал ее, действительно вызывало у него отвращение, пусть даже он считал это необходимым и неминуемым. Тем самым он был противоположностью психопату. Он испытывал чувства не только к любимым им животным, но и к ней, своей жертве. То, что он плакал, доказывало его умение сопереживать, то есть отзывчивость — и Неле могла этим воспользоваться.

— Я еще не все поняла, — открылась она ему. Слова глухо отражались от стен шахты. — Но мы можем поговорить об этом, если ты вытащишь меня отсюда.

— Да, хорошо. С удовольствием.

Франц искренне обрадовался. Его реакция напоминала реакцию ребенка, который только что плакал, потому что упал, а в следующую секунду уже смеялся, потому что отец пообещал купить мороженое.

— Мне нужно посмотреть, где тут поблизости строительный магазин. Я куплю лебедку и трос или что-нибудь в этом роде, чтобы поднять вас, о’кей?

Видимо, он поднялся с края дыры, потому что голос звучал приглушенно.

— Да, хорошо. Только поторопись, — сказала Неле, тяжело дыша. Схватка еще не набрала полную силу, но речь могла идти о секундах: прилив вот-вот вернется и попытается протолкнуть что-то слишком большое через слишком маленькое отверстие.

Ее кроху — она надеялась, что ребенок лежит правильно. Хотя интуиция подсказывала ей совсем другое.

Глава 40

Матс

Профессор доктор Андре Клопшток

Среди сотен страниц и статей в Интернете Матс выбрал Википедию, чтобы почитать об известном враче, пользующемся также и дурной славой. Интернет здесь наверху, над облаками, был стабильный, но намного медленнее, чем на земле. Возможно, из-за того, что Матс вышел в Сеть через монитор телевизора, а не через телефон. Его глаза слезились из-за неутихающей головной боли, и на маленьком экране смартфона он ничего не смог бы разобрать.

«Клопшток — немецкий онколог и психиатр», — прочитал Матс первое предложение статьи, которую затем лишь пробежал глазами.

Прокручивая стрелку с помощью пульта управления, он переходил от абзаца к абзацу. Глаза выхватывали отдельные ключевые слова, такие как «женат, несколько клиник в Берлине, активная социальная позиция, ротарианец»[11] и «лаборатория».

Ничего, чего бы он уже не знал о ветреном коллеге, вместе с которым учился в Свободном университете Берлина и даже стоял во время экзамена у секционного стола. Уже тогда его раздражала надменность и честолюбие Андре (он сам охарактеризовал себя так для медицинского университетского журнала). Его «деловое чутье» в глазах Матса было обыкновенной жаждой денег. Клопшток, например, занимался прибыльной и спорной с точки зрения авторского права торговлей старыми экзаменационными работами.