Утром второго дня стрельба утихла. Но даже безумные сутки сумасшедшего ураганного огня бессильны были разогнать тяжелые дождевые облака: небо плакало беспрерывными холодными слезами, омывая развороченные в ужасном беспорядке глыбы земли. Дождь заливал стекла и зеркала перископов, смазывая изображения. Пулеметные гнезда не могли воспользоваться перископами: требовались непосредственные наблюдения.
Пулеметчики были убеждены, что избавились от огня советских снайперов. Но после случая с консервной жестянкой — никто в гнезде номер 14 не желал и не решался даже приблизиться к прорези в пулеметном щитке. Старый Мартин Гов решил повторить свой опыт. Он взял оловянную тарелку и медленно провел ею позади светлой полоски прорези. В ту же минуту тарелка вздрогнула в его руке: в самой середине ее появилась дырочка. Пуля, пробив тарелку, ударилась в противоположную бетонную стену, выбила из нее осколок цемента и упала на землю деформированным куском никеля и свинца.
Пулеметчики переглянулись: этот неуловимый снайпер начинал казаться им чем-то таинственным, страшным и непонятным…
Мартин Гов осторожно отошел от пулемета, энергично сплюнул и доложил командиру Оливеру Джонсу:
— Как хотите, командир, но тут какое-то дьявольское наваждение… Ведь там, — он выразительно махнул рукой в направлении изрытого взрывами поля, — там и червь бы не выжил…
Оливер Джонс и сам ничего не понимал. Он взялся за телефонную трубку, но не успел снять ее с рычага, как зазвонил звонок: кто-то вызывал по телефону пулеметное гнездо номер 14.
— Алло! Номер 14 слушает, — ответил Оливер Джонс, пытаясь заставить свой голос звучать как можно более спокойно.
— Говорит номер 16. Как у вас?
— Достаточно плохо. Снайпер продолжает свою чертову работу. А у вас?
— Мы испытали ваше средство. Пуля снайпера пробила фуражку, которую мы положили перед прорезью пулемета. Я ничего не понимаю. Как он уцелел, этот снайпер, после суток ураганного огня…
— Друг мой, я не гадалка и знаю не больше вашего, — раздраженно ответил Оливер Джонс. — Обратитесь к командованию участка. Может, они там что-то знают или собираются предпринять. Мне известно только одно — мое гнездо (как и ваше, очевидно) выведено из строя и стоит без всякой пользы. Можете сказать командованию и это, если оно само не догадывается. Засим — бывайте!
Оливер Джонс резко положил трубку на рычаг и опустил голову на руки: действительно, выходила какая-то чертовщина… Снайпер был словно заговорен от взрывов артиллерийских снарядов. Как с ним бороться? Как защитить пулеметные гнезда?..
Обдумывало способы борьбы с таинственными снайперами и командование участка. На специальном совещании в штабе было решено, что делу может помочь только выход тяжелых танков, которые должны будут прощупать всю мертвую территорию между позициями. Ведь было ясно, что снайперы могли находиться только на этой территории: даже ребенок согласился бы, что в условиях проливного дождя нельзя было и говорить о снайперской стрельбе на значительном расстоянии, разделявшем позиции сторон.
Через полчаса вышли тяжелые танки, встреченные концентрированной пушечной и пулеметной стрельбой с советской стороны. Но то были не какие-то современнейшие танки наподобие прыгающих, а обычные тяжелые, крепко бронированные машины, которые ничуть не боялись винтовочных и пулеметных пуль. Даже пушечные выстрелы (конечно, не из тяжелых орудий) были не страшны им. Буквально все перископы участка были направлены на танки; те медленно двигались практически сомкнутым строем и прощупывали каждый метр территории.
Под защитой их ползли разведчики, продвигались маленькие юркие танкетки, осматривая каждую яму, каждую изрытую пулями воронку.
— Если ему, командир, удастся и на этот раз ускользнуть — я готов буду подставить голову под его пулю, — мрачно сообщил Оливеру Джонсу старый Мартин Гов. Оливер только качнул головой: сам он уже ни во что не верил…