После десяти дней, почти неразлучно проведенных с Марком и Тоддом, ей требовалось хоть какое-то уединение. Парни не ходили на занятия и были непреклонны в решении больше не возвращаться в Школу. Время от времени они посылали ей эсэмэски, чтобы проверить, как она, но, судя по всему, занимались более важными вещами.
Во вторник поздним утром Зола услышала какой-то шум из квартиры напротив и поняла, что Таннеры выносят коробки с вещами Горди. Она хотела было выйти поздороваться и выразить соболезнования, но передумала. Мистер Таннер и брат Горди целый час таскали коробки в арендованный фургон, припаркованный на улице у входа. Скорбный труд. Она прислушивалась к тому, как они ходили взад-вперед, через чуть-чуть приоткрытую дверь. Когда они удалились, Зола взяла запасной ключ и обошла квартиру Горди. Старая мебель, доставшаяся ему вместе с квартирой, оставалась на месте, и она, не зажигая света, села на диван и хорошенько выплакалась.
Дважды в самое ответственное время она засыпа́ла на этом диване и позволяла ему улизнуть в ночь. Ее вина была неоспорима.
В среду, одевшись для занятий, она была уже готова к выходу, когда позвонил отец. Они все по-прежнему находились в центре временного содержания, и никто ни слова не сказал им о предстоящей высылке. Ничто не изменилось со времени ее посещения. Отец старался придать голосу оптимизма, что заслуживало восхищения, учитывая обстоятельства. Зола пыталась как-то позаботиться о пристанище для родных в Сенегале, об их безопасности, о помощи, но пока не преуспела. После двадцати шести лет практически полного отсутствия контактов благополучное возвращение домой не представлялось возможным. А поскольку родители понятия не имели, когда их вышлют, трудно было договариваться о чем-либо. По отцовским сведениям, бо́льшая часть их семьи вот уже несколько лет как сбежала из страны. У тех, кто еще остался, были свои проблемы, и они не выказывали сочувствия.
Зола проговорила с отцом около получаса, а когда разговор закончился, снова почувствовала себя совершенно разбитой. Занятия казались сейчас абсолютно не важным делом. В Школу ее привела ложная мечта: стать юристом, бороться за то, чтобы защитить свою семью и других иммигрантов. Теперь эта мечта безнадежно угасла.
Зола собрала небольшую библиотеку пособий по правовым вопросам иммиграции и часами просиживала в Интернете, читая статьи, блоги и правительственные инструкции. Поддерживала связи с разными правозащитными группами и юристами, специализирующимися на проблемах иммигрантов. Одна из этих проблем не переставала пугать ее. Иммиграционная и таможенная полиция США, в своей беспорядочной одержимости хватать и депортировать, совершала ошибки. У Золы имелась папка с делами законопослушных американских граждан, которые были схвачены и высланы «за компанию». Она знала десятки случаев, когда дети родителей, не имевших документов, были депортированы вместе с ними по ошибке. И почти во всех этих случаях незаконное задержание происходило после того, как родителей помещали в центр временного содержания.
Оставшись одна, Зола стала уязвима и боялась каждого стука в дверь.
В четверг она надела все самое лучшее и отправилась на собеседование в Департамент юстиции[27]. Несколько вакансий для начинающих существовало, но на них имелся большой спрос. Ей повезло хотя бы попасть в списки на собеседование. Оклад в 48 тысяч долларов был не тем, о чем она мечтала три года назад, но те фантазии давно развеялись.
Федеральное правительство ввело программу освобождения от долгов по кредитам для студентов, поступающих на государственную службу. Согласно этой программе выпускники, согласившиеся работать на любое учреждение федерального, муниципального уровня или уровня штата либо на некое официально признанное некоммерческое предприятие, могли в течение десяти лет выплачивать только десять процентов от зарплаты, после чего остаток долга списывался с них полностью. Для многих студентов, особенно для питомцев Фогги-Боттом, это была весьма соблазнительная возможность, особенно учитывая ограниченный рынок труда в частном секторе. Большинство предпочитало службу в агентствах, имеющих отношение к юриспруденции, но некоторые нанимались на преподавательскую работу или в Корпус мира[28].
Собеседование проходило в цокольном этаже офисного здания на Висконсин-авеню, вдали от Департамента юстиции и вблизи Белого дома. Когда Зола регистрировалась, маленькая приемная уже кишела третьекурсниками, в том числе и знакомыми ей по Фогги-Боттом. Она взяла талон с номером, постояла, пока не освободился стул, и к тому моменту, когда ее вызвали, уже почти потеряла надежду. Какой-то измученный мелкий чиновник беседовал с ней минут пятнадцать, а она не могла дождаться момента, когда ее отпустят.
Учитывая нестабильность ее жизни, десять лет были слишком долгим сроком, чтобы подписываться на что-либо.
Глава 15