Афера Сатаны (ЛП)

Она выпускает на свет почти два десятилетия травм, насилия и печали. Она плачет так сильно, что иногда ей требуется целая минута, чтобы восстановить дыхание. Снова и снова, пока от нее ничего не остается.

Я плачу вместе с ней, крепче прижимаясь к ней. Ощущая ее кожу на своей. Теплую и мягкую. Мне отчаянно хочется чувствовать ее кожу, поэтому я держу ее за руку, пока она использует другую, чтобы заглушить свою боль.

Медленно, она приходит в себя. Она находит свои кусочки и возвращает обратно в себя. Они все еще разбиты, но, по крайней мере, больше не валяются у ее ног.

Вытерев слезы и сопли из носа салфеткой, лежащей на тумбочке, она снова выпрямляется и прочищает горло.

— Ты не должна была этого видеть, — говорит она, ее голос ровный, но измученный.

— Ты не должна была нести наказание за мои ошибки, — возражаю я.

Она качает головой.

— Я здесь из-за своих собственных ошибок. Ты здесь из-за моих ошибок, Сибель.

Качая головой, я открываю рот, чтобы возразить, но она поднимает руку, останавливая меня. Руку, которая выглядит так, словно принадлежит восьмидесятилетней женщине, а не двадцатидевятилетней.

— Скоро все будет хорошо, Сибби. Ты сильнее меня. Вот почему ты единственная, кто способен противостоять Леонарду. В тебе есть огонь, которого у меня попросту нет.

Она делает паузу и глубоко вдыхает, как будто собираясь с силами для того, что собирается сказать дальше.

— Именно поэтому ты единственная, кто способен остановить его.

Мои глаза расширяются, и я с недоверием смотрю на нее. Она не может говорить то, о чем я думаю. Она собирается с силами и наклоняется к своей тумбочке. Она достает красивый нож. Рукоятка красивого розового цвета, дерево вырезано вручную и богато украшено.

Он такой... красивый.

Я не знаю, откуда он взялся и как давно он у нее, но это уже не важно. Сейчас она дарит его мне. И я не знаю, как к этому относиться.

Она протягивает мне нож. Когда я собираюсь взять его у нее, она упирается и пристально смотрит мне в глаза.

— Ты понимаешь, что я говорю? — спрашивает она, опуская вторую руку на мое бедро и сжимая его.

Я отрывисто киваю головой.

— Хорошая девочка, — говорит она, похлопывая меня по бедру и отдавая мне в руки лезвие. — Теперь давай ложиться спать.

Странное, всепоглощающее чувство охватывает меня. Не думая, я обнимаю маму и крепко прижимаю к себе. В этот момент я понимаю, что если не сделаю этого, она ускользнет от меня. Она обнимает меня в ответ так же крепко, не произнося ни слова жалобы.

— Я люблю тебя, мамочка, — шепчу я ей на ухо.