Афера Сатаны (ЛП)

— Все в порядке, дитя. У всех нас бывают плохие дни.

— Ты так говоришь, как будто хорошие дни существуют, — пробормотала я, мой гнев перешел в печаль.

Мне действительно грустно.

— Сейчас они кажутся далекими, но ты увидишь их снова.

Я не отвечаю. Я не верю ни единому слову из ее уст. Что она вообще знает? Она довольна тем, что проведет остаток жизни в этой дыре. Она довольна тем, что ее держат взаперти, вдали от общества, потому что так проще.

Легче отказаться от жизни. Не иметь желания жить. Не иметь желания к свободе.

Я хочу всего этого и даже больше.

Я хочу вернуть своих приспешников. Я хочу вернуться к миссии моей жизни. Казнить демонов по всей стране. Я хочу почувствовать, как мой красивый нож погружается в плоть, разрывая мускулы и врезаясь в кости. Чувствовать, как теплая кровь растекается по моему лицу и груди, покрывая мою кожу, как масло. А потом я хочу, чтобы мои приспешники трахнули меня после этого. Так, как они всегда это делали.

«Афера Сатаны» дала мне роскошь, не похожую ни на что другое, и я никогда больше не испытаю подобного. Это единственная передвижная ярмарка с привидениями, о которой я знаю, и, как я и предполагала, сейчас они принимают серьезные меры предосторожности, чтобы убедиться, что еще один человек не ускользнет от их внимания.

— Я никогда не выберусь, — шепчу я, мое сердце разрывается, когда я это говорю.

Сначала я провела пару месяцев в больнице, восстанавливаясь после тяжелого сотрясения мозга, нескольких сломанных костей, пробитого легкого и ужасных рваных ран по всему телу. Я была прикована к чертовой больничной койке, испуганная и одинокая. Я умоляла о встрече с моими приспешниками, но они просто велели мне отдыхать, отказывая мне в свидании с кем-либо из них.

Они не навещают меня и здесь, а когда я спросил доктора Рози, могут ли они, она сказала, что мы поговорим об этом, когда я начну исцеляться. Всегда это дурацкое слово. Исцеление. Я исцелена.

Я исцелилась, когда попала в тюрьму. И еще больше, когда я увидела возможность убить там еще одного демона.

Мой суд еще не скоро, но после месяца в тюрьме меня поместили в психиатрический институт. После этого они провели психологический тест и в итоге признали меня невменяемым и неадекватной. Что я могу сказать? От демона пахло гнилью и разложением, и он выглядел так мило с торчащей из глаза заточкой.

— Это то, что говорит твой адвокат? — спрашивает Гленда, так же тихо.

Я киваю, одинокая слеза скатывается по моей бледной щеке.

Еще одна печальная деталь — здесь у меня нет никакой косметики, чтобы спрятаться. Здесь мое лицо открыто всему миру. Это как идти на войну без доспехов. Без меча и щита, без тяжелого металла для защиты моего тела.

Я просто чувствую себя... уязвимой.

Каждый день я смотрю в зеркало — такое, которое, к моему ужасу, не разбивается — и вижу девушку, в которую я превратилась. Бледное лицо, круглые щеки, простые карие глаза и кривой нос. Под глазами темные круги, а губы стали болезненно потрескавшимися. Мои темно-каштановые волосы свободно спадают на грудь, и каждый день у меня возникает искушение отрезать их.

Каждый день я смотрюсь в зеркало, а мама смотрит на меня в ответ.

— Ты выглядишь так же, как твоя мать. Ты вообще моя, Сибель?

Каждый раз, когда он говорил мне это, я хотела ответить, что это действительно так. Просто ради маленькой надежды, что он отпустит меня. Но я знала, что тогда он убьет маму за неверность. Ни одной из женщин там не разрешалось спать ни с кем, кроме него.

Я ненавижу, что выгляжу как призрак, поэтому я с радостью покрывала лицо косметикой. Я даже не могу заставить себя снова заплести косички. Не тогда, когда у меня нет накрашенного кукольного личика и красивого ножа в руке.

— Я не хочу, но они говорят, что я сумасшедшая. Меня заставляют признать себя невменяемой. Адвокат сказал, что Институт Уиллоукрик обеспечит мне лучшую жизнь по сравнению с тюрьмой.

По крайней мере, в тюрьме я могла бы продолжать исполнять свою миссию. Тюрьмы до отказа набиты злыми людьми. Если бы меня приговорили к пожизненному заключению, по крайней мере, тогда мне нечего было бы терять. Я могла бы продолжать убивать и обрести хоть какое-то подобие счастья. Даже если мои приспешники не смогут быть рядом со мной.

Гленда на мгновение умолкает.

— Посторонние — люди, которые считают себя нормальными — не понимают таких, как мы. Мы видим мир таким, какой он есть. Эта Земля многослойна, как луковица, и мы живем только в одном из этих слоев. Мы — мы видим другие слои. Энергии, которые существуют в этом мире, и все уродливое и злое, что приходит вместе с ними. Эти слои тонкие, и сильные сущности могут проникать через трещины, в другие слои и сеять хаос. Они говорят, что это все в наших головах. Но я думаю, что они просто подавлены. То, что мы видим — это не в нашей голове. Это в наших лицах. В нашей жизни. А иногда и в наших телах. Они просто не видят их.