Аферист

— Чего там знать то? Смешиваем с серой, — я остановился, — позвольте, я помню этот способ. Его мне показал один китаец. Но он погиб. И так получается, что я могу быть единственным хранителем семейного секрета.

— И что же, каучук перестает быть липким?

— Он гладкий становится и тянучий. И мороз не влияет. Китаец был деревенским врачом и делал свои опыты.

— Я же говорил, он вспомнит! — воскликнул доктор.

— И вы расскажете нам этот секрет? — спросил полицмейстер.

— Конечно. Только сами понимаете, конкуренты, шпионы и все прочее.

— Про то не извольте беспокоиться, — парировал Штерн, — Сергей Павлович займется, нарядит стряпчего, оформит патент.

— Все мои знания полностью к вашим услугам, — улыбнулся я.

Обедали у головы. Все сетовали, что я ничего не ем. А я уже на одних закусках объелся. Но когда услыхал знакомое слово «из рябчиков» что-то там, то не отказался. Все были веселы и возбуждены. Обсуждалась концессия. До обеда я поведал доктору о простой технологии — перемешать с серой, сажей и нагреть. Вулканизация называется. У него был и каучук и сера. Теперь он махал черным ломтем, который тянулся и совсем не лип. Все наперебой придумывали места, куда его можно употребить.

— Как думаете, обувь непромокаемая будет пользоваться спросом? — Штерн приобнял меня.

До Макинтоша с его плащом еще лет шесть или пять. Да и вопрос он решал без вулканизации, а просто делал прослойку из каучука между двумя листами ткани.

— Конечно, будет. Но в первую очередь, военная сфера. Производство шин для колес. Плащи прорезиненные, перчатки для химиков и медиков, даже лодки надувные, которые в чемодан поместятся.

— Вот что значит, молодое бурное воображение, — восхитился градоначальник, — но, господа, губернатора непременно нужно включить в концессию.

Далее разговор пошел совершенно без меня. А я любезничал с женой головы и его двумя дочками, полноватыми темноволосыми, но наивными и без лишнего жеманства, которое считается принятым в обществе.

Жена, Мария Петровна, расспрашивала меня о жизни в лесу. Старшая Виктория, четырнадцати лет, ахала от рассказов про встречу со змеей. Младшая Ольга жалась к матери. Я решил их развлечь, тем более, что сунул реквизит для фокуса в карман. Сейчас незаметно достал напальчник и спрашиваю:

— А хотите увидеть искусство китайской магии?

— Хотим! — выдохнули все трое.

Я с улыбкой доброго волшебника взял солонку. Струйка соли скрылась в кулаке. Я утрамбовал ее большим пальцем, дунул. Соли не оказалось. Проделал несколько жестов, дунул на руку и соль высыпалась струйкой в солонку.

Над столом висело молчание.

— Что? — Спросил я устремленные на меня широко открытые глаза.

— Позвольте, — выдавил городской голова, — но как?

— Вот, вспомнилось одно из умений, — решил я дурачить компанию, — так, безделица для развлечения девочек.

— Андрей Георгиевич, этому есть объяснение? — Спросил доктор, — научное.

— Да что вы такие серьезные? Конечно есть, — поспешил я успокоить их, — но пока это секрет.

Дальнейшее обсуждение уже было тише. Я ловил на себе изучающие взгляды. А вот девочки пребывали в восторге. Я осмелел и показал фокус с шарфом. Когда его якобы завязываешь на шее а потом рывком снимаешь. Девочки взвизгнули и захлопали в ладоши.

— А! Я понял, понял, — закричал доктор, — я увидел! Но не скажу публично, чтобы сохранить реноме нашего друга.

Все с облегчением вздохнули.

— Спасибо, Сергей Павлович, — кивнул я ему.

В этот же день полицмейстер выписал Домне паспорт, «чтобы порядок был во всем». Мой документ теперь — грамота. Мы закупили необходимое и отправились осмотривать наследство.

Основная деревня называлась Стрельникова, насчитывала пятнадцать дворов. Земли было не много и около леса. Меня встретил староста во главе мирского актива. Звали его Семен Лукич. Крестьяне молча и солидно поклонились.

Я спешился.

— Землю и хозяйство осматривать будете? — вздохнул Лукич.

— Есть, что смотреть?

— В запустении. Да еще охота разорила овес.

— Какая еще охота?

— Так сосед ваш, господин помещик Куликов. По нашим овсам на кабанов ходил, потоптал, страсть.

— А что это он по нашей земле без спросу ездит?

— Известное дело, балует.

— Кроме Стрельникова, что еще есть?

— У леса хуторок Окатово. Там два двора. Пасечник живет с семьей. Давно была еще деревушка в лесу самом, Чижова. Да перебрались в Стрельникова три семьи. Несподручно там. Одни избы остались, да и те гнилые совсем.

— Значит так. Лукич. Сейчас мы едем к себе, вернемся через несколько дней. А ты готовься принять народ, человек тридцать. Сходите в лесную деревню, как ее, Чижова. Домишки подправьте. А то придется к вам селить. И к пасечнику загляните, может, кого к нему определим. Оброк собрали?

— Полторы тысячи всего. Прости, барин, больше нет. Только не сдавай нас, миром всем Богу молится будем!

— Куда сдавать?

— В совет энтот.

— В опекунский, что ли? А чем плохо?

— Слышали, что так-то мир не заплатил барину, тот и заложил имение. Так насчитали вдвое супротив прежнего, до еще каторгой пужали. Вот народ и взвыл. Мы так не хотим. Прости, доберем все.