Я, Фелиция Вондрашек, родилась в Восточной Германии, во время бегства семьи на Запад потеряла родителей. С тех пор я сирота, в Германии воспитывалась в детских домах и приютах. Тем не менее я сумела сдать экзамен на аттестат зрелости (благодаря врожденному мужеству и стойкости), а затем начала изучать экономику в университете, встретила респектабельного мужчину, полюбила его и вышла замуж (что свидетельствует о моей добропорядочности). Но в результате выкидыша я потеряла ребенка (удар судьбы, незаслуженное несчастье), и с тех пор в семье начались нелады. Супруг оказался азартным игроком. Я, как любящая жена, пыталась спасти его (верность и преданность). Мне даже пришлось переспать с его кредитором, чтобы погасить долги (самоотверженность и сексуальность). Однако все напрасно. Муж застрелился, оставив множество долгов.
— Днем я работаю уборщицей, а по ночам кручу баранку такси. Но как бы я ни старалась, я не смогу погасить все долги. И потому пронизывающее чувство холода не покидает меня.
Прекрасная история. Я рассказывала ее, делая небольшие паузы. Конечно, все это звучало банально, но в любой судьбе переплетены трагические и счастливые моменты, среди них довольно много обыденного и пошлого. Произнося свой монолог, я смотрела не на хозяина дома, а на электрический камин. Он хорошо вписывался в обстановку дома, и его яркий искусственный огонь соответствовал моей выдуманной истории. Возможно, не стоило упоминать о ребенке и бессовестном кредиторе, но в общем и целом я осталась довольна своей историей. Правда, я не знала, зачем все это рассказываю и куда заведет моя ложь. Но меня радовало уже то, что я вышла за рамки реальности. Кто стал бы общаться с бросившей школу дочерью мошенника, бывшей любовницей разорившегося строительного подрядчика, задолжавшей банку три миллиона марок? С водительницей такси, разбившей свою машину о заградительный барьер?
Маркус сжал мои руки в своих ладонях. Он был потрясен. Нащупав кольцо с бриллиантом, повернул его и увидел камень.
Маркус тут же глубоко задумался. Должно быть, он размышлял над тем, как этот бриллиант вписывается в мою историю. Сомнения, отразившиеся на лице хозяина дома, вдохновили меня на новую ложь.
— Мой муж выиграл крупную сумму в тот день, когда покончил с собой. Боже мой, какое безумие! На выигранные деньги он купил мне это кольцо и положил его на прощальное письмо. Он написал, что благодарит меня за все, что я для него сделала. Я не смогла продать подарок мужа, понимаете? Деньги, вырученные за кольцо, все равно покрыли бы только десятую часть долга.
Разве могла куцая действительность сравниться с моим изобретательным вымыслом? Я начала любить этого человека, моего мужа, покончившего с собой игрока. Он красиво ушел из жизни, сделав великодушный жест, который смягчал горечь утраты и взывал о прощении. Я поняла, что искусство лжи состоит в том, чтобы не вдаваться в излишние подробности, придерживаться четкой линии, однако мне очень нравились мелкие живые детали.
Ложь согрела меня, и я наконец расстегнула шубу. Маркус понял, что сумма моих долгов огромна, и у него задрожали уголки губ.
— Мне, пожалуй, следовало продать эту шубу. Но я постоянно мерзну.
Женщины могут быть противоречивы. Впрочем, вряд ли Маркус имел большой опыт общения с молодыми женщинами. На его письменном столе стояла семейная фотография в серебряной рамке. На снимке изображена женщина с маленьким сыном.
— Мне не следовало обременять вас своими проблемами, — промолвила я, хотя думала совсем иначе.
В жизни Маркуса не было серьезных забот. Единственная проблема для него — мороз, погубивший розы на клумбах, или требующий обновления венок на могиле жены. Его сын, банкир, уже обзавелся семьей, у него подрастала дочь. Маркус состоял членом трех наблюдательных советов и получал пенсию в размере оклада статс-секретаря. Ему было шестьдесят шесть лет, в течение жизни он аккуратно вкладывал деньги в акции и сколотил небольшое состояние, которое удалось выгодно разместить. Прямой, как линия, жизненный путь, заканчивающийся смертью. Именно это пугало Маркуса. Ночи напролет он размышлял над страшной перспективой, не в силах уснуть. Бедный Маркус! Он рассказывал мне, что боится болезни Альцгеймера, старческого слабоумия. Именно этим недугом страдала его супруга, измучив всю семью.
Кто позаботится о Маркусе, если с ним что-нибудь случится? Маркус сказал, что каждый должен иметь в этом мире хотя бы одного человека, на которого можно положиться в трудную минуту. Я назвала это желание несбыточным и чрезмерным. Сироты и вдовцы порой бывают циничны. Маркус выразил мне свое сочувствие, моя судьба казалась ему страшной и жестокой. Большего я и не могла ожидать после трехчасовой беседы.
— Ты привез бы меня к себе в дом, если бы я была старой и безобразной? — спросила я.